– Борька, что, весь магазин-то выкупил, а? – шамкая, сказала небольшая старушонка, опираясь на клюку и осматривая полки. – Богачом заделался, да? А это кто с тобой? Гость приехал?

– Баб Аня, это же наш Антон, – искоса взглянул Борис. – Сегодня приехал.

– А, который городской, – закивала бабка. – Они богатеи, богатеи! Знаю. Такие деньжищи получают, а за что им плотют, не понимаю. Ничего не делают, а деньги лопатой загребают. Наша Танька рассказывала, когда к дочке ездила. Такого насмотрелась – страсть!

– Правду говоришь, бабка, – нахмурился, запыхтел Антон и передразнил. – Воздух пинаем, а нам ещё деньги плотют. Так и живём… – и повернулся к прилавку. – Хорошо, отблагодарю братика. Так и быть, – ехидно сказал он и пошёл к выходу. – Спасибочки за совет!

– Тьфу ты, зараза! – вслед чертыхнулась продавщица и сказала: – Что пришла, бабка Аня? Хлеб… На, держи. Что ещё? Рафинада нет, только сахарный песок. Сейчас…

– Я уже сто раз пожалел, что приехал в деревню, – буркнул Антон, поправляя рубашку. – Набросились, того и гляди, загрызут. Знать бы раньше, что не успею на похороны, лучше бы в городе остался.

– Сам виноват, – покосился Борис, медленно шагая по тропинке. – Здесь жизнь на виду, каждого видно, а ты умотал в город и забыл про деревню. Нет, про мамку забыл, так вернее будет.

– Не учи меня жить, – взвился Антон. – Я никому и ничего не должен. Хватит меня носом тыкать. У меня своя тропка в жизни…

– Вот и шагай дальше по ней, – буркнул Борис и замолчал.

– Здорово, дед ВасЯ, – крикнул Антон, заметив бородатого старика, который сидел на лавочке возле дома, опираясь на клюку и, несмотря на тёплую погоду, одетый в меховую безрукавку, из-под которой была видна грязная рубаха в клеточку, а на голове старая шапка-ушанка. – Как дела? Всё сидишь, на солнышке греешься?

– Здоров, коль не шутишь, – прищурился старик, стараясь рассмотреть, кто идёт. – А ты чей будешь?

– Сын Семендяихи, Антон, – опять крикнул Антон. – Вот приехал…

– А, Валькин старшой! – закивал старик. – Знаю такого, помню… Так её же снесли на мазарки. А ты почему не приехал? Сын всё же…

– Долго добирался, – сказал Антон. – Три дня на поезде. Немного опоздал.

– А, понятно, – опять закивал старик. – Надолго приехал-то?

– Нет, денёк отдохну и в город вернусь, – приостановившись, сказал Антон. – Вот с Борькой на кладбище ходили, родителей проведали. Посидели, помянули…

– О, молодцы ребятки, – одобрительно сказал старик. – А я помру, так и схоронить некому. Все лежат на мазарках, даже детишек схоронил, а сам ещё небо копчу. Один как перст остался. Ну, ладно, идите, – махнул рукой, прислонился к забору и закрыл глаза, видать, опять задремал.

Они долго шли по улице и переулкам. Не торопились. Медленно шагали, разговаривали. Здоровались с соседями. Останавливались на минутку-другую и снова шагали. Одни хвалили Антона, что приехал, а другие ругали, что забыл мать и братишку. И тыкали носом, что не помогает своим…

– Да уж, как обычно: одни радуются, а другие разгавкались, как собаки, – закрутил башкой Антон, а потом ткнул пальцем. – Глянь, Борька, раньше, помню, наступал вечер, возле домов старики сидели, стадо дожидались, а ребят и девок столько было – не сосчитать. Кто на речку уходил, и там сидели, кто в клубе собирался, а другие в березняк ходили, там хорошо летом было. И почти всю ночь мотоциклы разъезжали. Темнело, все расходились по лавочкам или за банями сидели, чтобы взрослым на глаза не попадаться, хотя они знали, что там прячемся. А сейчас смотрю, одни старики остались, а молодежи-то не видно. Почему?

– Почему – старики? – сгорбившись, искоса взглянув, сказал Борька. – И молодые есть. Правда, никуда не ходят. Клуб не работает. Закрыли. Кино не показывают. Библиотека и медпункт не работают. Говорят, на следующий год в школе сделают выпускной вечер, а потом тоже она закроется. Всех в райцентр переведут. Ребята по вечерам выходят на улицу, немного прогуляются и расходятся по домам. А время подойдёт, и они уедут отсюда, потому что здесь заняться нечем. Вот и получается, что деревня умирает. А чтобы поднять деревню, нужен хороший хозяин. Да где его взять, если какого-нибудь пришлют, а он тяпка тяпкой в сельском хозяйстве. Поживёт чуток, накомандуется, всё развалит, глядишь, через год-другой смотался, а вместо него уже следующего присылают. Нужен свой хозяин, крепкий, чтобы его знали, чтобы он всех знал, а приезжие – это…

– Эй, богатеи, – позади раздался хрипловатый голос, когда братья зашли во двор и, обернувшись, Борис увидел небритого мужика в потрёпанных штанах и в рабочей выцветшей куртке на голое тело, который спешил к ним. – Ну-ка, гоните на шкалик. Привёз мешок, а их Митькой звали. Это кто, брательник приехал? А, изменился-то как! Прям начальство. И штаны наглажены, при галстуке, морда блестит… А мы, Борька, как ходили в лаптях, так и будем шаркать. Учись у своего братца. Глядишь, в люди выбьешься. А не станешь учиться, всю жизнюшку в навозе проковыряешься, – и, сняв фуражку, вытер лысину грязной тряпкой, а может, носовым платком – непонятно, и стал поторапливать. – Ну, что стоите? Давай, приезжий, раскошеливайся! У городских много денег. Вон как в магазине направо-налево деньги швырял. Видать, много зарабатываешь. Давай-давай, не скупись, мне ещё нужно до магазина смотаться, пока не закрыли, – и, едва дождавшись, когда Антон отсчитал несколько купюр, обещанных на бутылку, торопливо выхватил, сунул в карман, взгромоздился на велосипед, тренькнул звонком и, петляя по ухабистой дороге, поспешил в магазин.

Подхватив мешок, Антон затащил его в заднюю избу, поставил на табуретку, уселся рядом и стал смотреть, как братишка вытаскивал продукты, спички и всякую мелочовку, раскладывал на столе, потом неторопливо убирал в шкафчик, на полку, что была возле плиты, а часть перетащил на веранду, чтобы не испортились продукты. Посмотрев в окно, Антон повернулся к брату.

– Борька, давай на речку сходим, а? – сказал он, кивая на окно. – Искупаемся. Эх, давненько не плавал, – и потянулся. – Со станции шагаю, а сам глаза пялю на речку, вспоминаю, как с пацанами бегали купаться. А там, где обрывы, однажды нырнул и головой в камень воткнулся. Кровищи столько вытекло – ужас!

– Помню, как мальчишки вытащили тебя, а ты боялся домой возвращаться, потому что мамка отлупит, – покосившись, сказал Борис и повторил: – Помню эти обрывы. Обрушились по весне, течением подмыло. Сейчас вода