вечером в Кремле появились остальные участники конференции. Ужин продолжался до половины третьего ночи. Как отмечал потом один из участников застолья, «все выглядели веселыми, как на свадьбе». Видимо, каждый считал себя в выигрыше. Коммюнике было переделано.
В пять утра колонна чёрных легковых автомобилей прибыла на аэродром. Провожал гостей Молотов. Самолёт с англичанами сделал короткую остановку в Куйбышеве, где высадил Керра, и взял курс на Лондон, огибая Европу с юга.
Хотя особо тяжёлой работы в Москве не было, Арчи почему-то чувствовал себя усталым. Ему было совершенно непонятно, кто же выиграл в этой шахматной партии.
Он принял ванну, спустился вниз. Стол был уже накрыт. Когда повар принёс поднос с закусками, Керр раскупорил бутылку коньяка и пригласил Евгения присоединиться.
Солнце клонилось к закату. День угасал. Они пили грузинский коньяк, слушали лёгкую музыку, много смеялись. Разговор шёл легко и непринуждённо. Когда совсем стемнело, посол попросил Йоста разжечь камин и разлил в рюмки остатки грузинского коньяка…
Глава 6
ХХV годовщина Октября
Ещё до московской конференции жизнь дипломатов в Куйбышеве стала намного интереснее, насыщеннее. Замнаркома Вышинский помог наладить прямую радиотелефонную связь с Вашингтоном и Москвой. Теперь Керр чаще общался со своим американским коллегой Уильямом Стэндли. Порой они ужинали вдвоём, обсуждали новости, слушали радио. И вкусы, и взгляды у обоих послов во многом совпадали.
Адмиралу Стэндли очень понравилась Ленинградская симфония Шостаковича. Он не слышал её самое первое исполнение в Куйбышеве, был как раз на пути сюда. А в июле не мог оторваться от радиоприёмника, когда великий итальянец Артуро Тосканини дирижировал оркестром. Адмирал был знаком с маэстро ещё до войны, когда тот возглавлял Нью-Йоркский филармонический оркестр.
– Я просто потрясён, – глядя Керру в глаза, говорил Стэндли и в начале августа, когда они вместе слушали радиотрансляцию симфонии, на этот раз из осаждённого Ленинграда. – Ну как можно вложить в музыку не только ужас войны, но и лирику мирной жизни, светлую память о павших и безграничную веру в победу? Вы знаете секрет русских?
Секрета загадочной русской души они не знали оба…
Двадцать третьего августа адмирал Стэндли позвонил Керру:
– Флаг со свастикой установлен на Эльбрусе! Даже представить невозможно, как быстро немцы прошли сотни километров на юге, захватили Кавказ и вышли к Волге. Не вижу, как можно их остановить…
Назавтра он снова позвонил:
– Коллега, сейчас по радио передали важное сообщение. Наверняка будут повторять. Приезжайте, жду вас.
У Керра не было такого мощного радиоприёмника, который ловил бы заокеанские станции, таких ни в одном посольстве больше не было. Поэтому он и ходил к адмиралу.
Уильям из уважения к Арчибальду настроил приёмник на волну внутренней службы Би-би-си. Закончилась какая-то бравурная музыка, и чёткий голос диктора стал рассказывать, какой разрушительной бомбардировке подвергся вчера советский город на Волге.
До шести часов вечера ничто не предвещало беды в Сталинграде. Работали заводы, магазины, поликлиники, детские сады. Народ не помышлял об эвакуации. Хотя канонаду на севере слышали все: на окраине города Красная Армия с огромным трудом отбивала танковый натиск противника. Даже зенитчикам приказано было не тратить снаряды на самолёты, а стрелять прямой наводкой по фашистским танкам.
С северной стороны и пошли самолёты. Прямо вдоль вытянутого по берегу Волги города. Группами по тридцать-сорок они пролетали низко над домами, сбрасывая бомбы. Вкруговую, вал за валом. Горели здания, горела земля, горела вода в реке от разрушенных нефтехранилищ. Горели люди. Погибло в первый день бомбардировки более сорока тысяч человек. От города остались одни развалины. Советы смогли сбить больше ста самолётов люфтваффе.
– Ну что, и второй фронт теперь не потребуется? Сталину конец? – глаза адмирала блеснули под очками.
– Не думаю, – честно ответил Арчибальд. – Похоже, что наоборот – нашим странам всё же придётся открыть второй фронт. Хотя бы потому, что такое может случиться и с нашими городами…
В середине сентября в Куйбышев прибыл Уэнделл Уилки, личный представитель президента Рузвельта. Встречали его по высшему разряду: этот лидер республиканской партии тогда считался наиболее вероятным кандидатом на президентский пост. Были приёмы и ужины, были экскурсии на заводы, куда раньше дипломатам и зарубежным журналистам вход был воспрещён. Главный американский республиканец разговаривал с простыми рабочими, а потом выразил желание встретиться со Сталиным. Кремль дал согласие, пригласив в Москву и всех глав дипломатических миссий. Так Керр снова оказался в кабинете вождя всех советских народов.
Опять поразился скромностью обстановки сталинского кабинета. Напротив входной двери – письменный стол с разноцветными телефонными аппаратами. Над столом висело увеличенное фото Ленина, читающего газету. На других стенах – портреты дореволюционных полководцев. Ещё маленький столик и два глубоких кресла, в одном из которых Керру довелось посидеть в прошлый раз. Напротив, у оконного проёма, укреплен ящик с картами, скатанными в рулоны. Длинный стол для заседаний, покрытый зеленым сукном. За этим столом и разместились гости.
– Немцы, – начал Сталин, когда все расселись, – захватили всю Украину, Северный Кавказ и большую часть чернозёмных областей, которые являются главными производителями пищевых продуктов в нашей стране. Советскому Союзу срочно требуется хотя бы два миллиона тонн пшеницы…
Керру казалось, что хозяин кабинета смотрит в основном на Уэнделла Уилки. И говорит не о продуктах питания, а о танках и самолётах, пулемётах и боеприпасах, которых так не хватает защитникам Сталинграда.
Уилки молчал. Тогда Сталин повернулся к американскому послу.
– А вы, господин адмирал, почему не переезжаете сюда из Куйбышева? Может, вы боитесь немецких бомбёжек? Так Москву уже не бомбят…
– Я лично готов переехать, – отвечал Стэндли. – Но ведь там остаётся посольство Японии. Не будет ли у СССР осложнений из-за этого?
Сталин хмыкнул. Он знал все приёмы уклонистов.
– Ничего, месяца через два-три все дипломатические представительства вернутся в Москву.
В этом прогнозе он ошибся: иностранным дипломатам пришлось жить в Куйбышеве ещё почти год. Продукты питания начнут поступать из Соединённых Штатов, а вот военной помощи от союзников русские не дождутся, пока Красная Армия не разобьёт немцев на Курской дуге. Та к что тушёнка американская получит ироничное прозвище – «второй фронт».
Потом Уилки будет утверждать, что коммунисты пытались споить его, но это им не удалось: он выдержал больше пятидесяти тостов и потом дошёл до машины без посторонней помощи.
На обеде в честь представителя американского президента Керр успел поблагодарить Сталина на посланный в Куйбышев подарок и вручил ему в ответ упаковку английского трубочного табака. Пытался сказать что-то остроумное, но тот сделал вид, что не понял. А вот Молотов, стоявший рядом, потом позвал его в