Ему нравилось выражение «мягкое подбрюшье Европы», и английский премьер несколько раз повторил его, уверяя советского лидера, что именно отсюда начнётся поражение гитлеровской Германии…

Всё, теперь он сказал всё. А Керру премьер шепнул уже на улице:

– Арчи, я очень доволен собой!

Следующий день начался для Черчилля и Гарримана в кабинете наркома иностранных дел Вячеслава Молотова. Британский премьер опять солировал. Та к продолжалось час, два. Молотов практически всё время молчал. Уже уходя, Черчилль повернулся к нему.

– Сталин сделает большую ошибку, если грубо обойдется с нами, когда мы прошли уже часть пути.

Ни один мускул не дрогнул на лице наркома. Он ответил спокойно:

– Сталин мудрый человек. Можете быть уверены, что как бы он ни спорил, он всё понимает. Я передам ему ваши слова.

Видимо, передал. Потому что в одиннадцать часов вечера, ровно в назначенное время, вторая встреча со Сталиным началась с того, что, холодно поздоровавшись, хозяин Кремля зачитал меморандум. В коротком документе жёстко критиковалась позиция союзников по поводу второго фронта.

Керр смотрел на своего начальника и видел, как Черчилль начинает закипать. Ещё когда ехали в Кремль он сказал тихо:

– Ход за ними. В дебюте мы выиграли, но они обязательно придумают что-то. Это игра, Арчи. Как шахматы. Дядюшка Джо почувствовал, что такое фланговый удар «Английского начала». А дальше посмотрим, кто кого…

Дождавшись перевода, английский премьер сказал сквозь зубы, не глядя на Сталина:

– Советская сторона получит письменный ответ. Но хотел бы добавить, что Великобритания и Соединённые Штаты уже приняли решение о курсе своих действий, так что все высказанные упрёки напрасны.

Сталин ответил тут же:

– Вы, британцы, боитесь воевать. Не следует думать, что немцы – супермены. Рано или поздно вам придётся воевать. Нельзя выиграть войну, не сражаясь!

Вот тут Черчилль взорвался. Постепенно форсируя голос и яростно жестикулируя левой рукой, он обиженно и громко выразил разочарованность тем, что Сталин не верит в искренность союзников. Затем он заменил лёгкую словесную кавалерию стратегическими резервами и перечислил огромные затраты в финансах и людях, которые уже понесли союзные державы в борьбе с гитлеризмом. Были упомянуты и стёртый с земли немецкими бомбардировками Ковентри, и беспримерный героизм погибших в Северной Атлантике английских моряков, и гениальные планы двух генштабов по уничтожению фашизма на планете.

Позже Керр напишет в дневнике об этой речи своего патрона: «Я позавидовал его способности менять лицо. Из румяного, счастливого, смеющегося, с ямочками на щеках лица озорной малышки оно мгновенно превратилось в грозный лик разгневанного и возмущенного быка. Какие бы я ни испытывал эмоции, мое лицо остаётся, как у барана».

Черчилль в своей речи так увлёкся, что не делал обычных пауз для перевода. Но… Сталин неожиданно рассмеялся и, лёгким движением руки остановив переводчика, громко сказал:

– Ваши слова не важны, ваш боевой дух – вот что главное!

Ход был за Черчиллем, и он, не теряя своего настроя, заявил:

– То, что я сказал по поводу второго фронта, очень болезненно воспринято нашими русскими друзьями. Понимая это, я счёл своим долгом лично приехать сюда для встречи с вами, премьер Сталин, хотя мог бы передать это решение через нашего посла или телеграммой. Мой приезд был дружеским жестом и подтвердил искренность моих чувств. А некоторые ваши слова я прощаю только по причине храбрости, продемонстрированной русскими войсками.

Сталин отреагировал тут же:

– С последними вашими словами насчёт храбрости я полностью согласен.

Как и вчера, у машины Черчилль шепнул Керру:

– Дебют и миттельшпиль, похоже, – за нами.

Английский премьер был уверен, что советский лидер будет назавтра изображать из себя обиженного и предлагать новый вариант меморандума. Однако он ошибся. Делегации пригласили в Кремль снова вечером. И не было никаких дискуссий. Был стол на сто персон. С изысканными блюдами: молочные поросята, икра, белая и красная рыба, салаты, пельмени, шашлыки. Всё это изобилие в своих многотомных воспоминаниях английский премьер-министр назовёт потом «тоталитарной расточительностью».

Молотов провозгласил тост за здоровье Черчилля. Английский премьер ответил тостом за здоровье Сталина, а тот поднял бокал за здоровье Рузвельта и Гарримана. Арчибальд отметил про себя, что усатый хозяин никого не подзывает к своему столу и даже не смотрит в сторону лидера британских тори.

Лишь после полуночи Сталин пригласил глав делегаций в соседнюю комнату на кофе и ликер. Но и там деловых разговоров не было. Курили, фотографировались. Сталин предложил союзникам посмотреть кино, но они отказались. Сталин провожал гостей через залы Кремля до самой двери.

Наутро Керр сразу увидел, что сэр Черчилль спал плохо. Выглядел он помятым и злым с похмелья. Цветной халат был ему явно не к лицу.

– Никаких больше встреч! Мы возвращаемся! – раздражённо орал он.

Керру пришлось два часа уговаривать своего начальника. И кто может сказать, как сложилась бы мировая история, если б он не уговорил его?

– Я считаю нужным сейчас поехать к Сталину, – пробурчал мрачный Черчилль, когда вся английская делегация собралась. – Наверное, он не хотел так сильно меня оскорбить, как я подумал вначале. Хочу его поблагодарить за проявленную выдержку и гостеприимство.

Все согласились, и он уехал в Кремль. Разговор был коротким, они просто обменялись любезностями. Сталин сказал:

– Сам факт этой встречи имеет очень большую ценность. Признавая наличие некоторых разногласий, нельзя не признать, что конференция подготовила прекрасную почву для соглашения в будущем.

И он позвал Черчилля в свою кремлёвскую квартиру.

– Просто немного выпьем…

Не согласиться было невозможно. И гость с удовольствием ходил по скромной квартире, которую потом описал как «четырехкомнатную, умеренных размеров, обставленную просто и с достоинством». Посмотрел на хозяйскую библиотеку со многими тысячами томов на стеллажах. Догадываясь, что «немного выпьем» обязательно перейдёт в обед, а потом и в ужин до полуночи, Черчилль пытался ограничить себя красным шампанским под неизменные сигары. Сталину же сказал, что армянский коньяк показался ему недостаточно крепким.

Зря он это сказал. Глава Советского Союза прикажет ереванским виноделам изготовить семидесятиградусный коньяк, и однажды так напоит им британского премьера, что свите придётся не раз пинать Черчилля под столом и дёргать его за рукав. Но сэр Уинстон всё равно выложит немало такого, о чём назавтра будет сильно жалеть…

Поздним