Ярл Эгиль снова пошевелился, поплотнее закутываясь в плащ на меховой подбивке и отгоняя от себя грустные мысли, но они снова и снова возвращали его в прошлое.

– Каким же молодым, глупым и нерешительным я тогда был, – прошептал тихонько ярл, а в памяти его опять начали всплывать воспоминания.

Ярл Эгиль, задержавшись в чужих странах, не успел на тинг к ярлу Харальду.

Так уж распорядились боги.

Вернувшись из набега, он узнал, что во фьорд ярла Харальда после долгого и очень успешного похода случайно зашёл поврежденный штормом драккар молодого, храброго, да ещё и богатого ярла Эйнара.

Он надолго остановился у гостеприимного хозяина, пережидая сезон бурь, а также занимаясь ремонтом своего драккара, околдовал и очаровал Мэву. Когда же на ежегодный тинг съехались все жители ближайших поселений, ярл Эйнар прилюдно попросил ярла Харальда отдать ему в жёны Мэву. Не имея никаких обязательств по отношению к отсутствующему ярлу Эгилю, если не считать личной симпатии, да ещё видя искрящиеся от счастья глаза своей дочери, ярл Харальд согласился. Он назначил за неё неслыханный выкуп, а также поставил перед женихом жесткое условие, принятое только у конунгов и равных им правителей, по которому второй ребёнок его дочери с самого раннего детства будет жить со своим дедом.

Но на прибывшем во фьорд драккаре было много золота и серебра, которое и пошло в уплату за невесту. А условие? Что оно могло значить для молодого и влюбленного ярла, вся жизнь у которого была ещё впереди. Он согласился на всё и в свою очередь потребовал незамедлительно провести обручение и свадьбу, после чего разрешить ему с молодой женой покинуть гостеприимный фьорд.

Вот так его любимая Мэва стала женой ярла Эйнара и последовала за своим мужем.

От дикой злобы ярл Эгиль заскрежетал зубами и снова украдкой посмотрел в сторону сидящей у дерева женщины, такой близкой и желанной, но теперь уже чужой и далёкой.

И снова, теснясь и толкаясь, на ярла нахлынули картинки прошлых лет.

Он отчётливо помнил, как прибыл к ярлу Харальду требовать объяснений, даже пригрозил, что организует набег на фьорд ярла Эйнара и силой отберёт у того Мэву. Но на это мудрый ярл Харальд посоветовал ему не терять голову, а смириться с происшедшим, иначе дело дойдёт до конунга. Всё может кончиться тем, что самого ярла Эгиля вышвырнут с побережья или просто казнят за нарушение законов.

Ярл Эгиль в гневе потряс головой и с хрустом сжал кулак правой руки. И тут же в мозгу промелькнула мысль: «А действительно, права Мэва, почему я не вызвал тогда ярла Эйнара на смертельный поединок? Что же помешало мне? Неужели страх, вечный страх за свою жизнь?!»

Он извлёк из глубин памяти тот день, когда в страшном гневе после разговора с ярлом Харальдом вернулся на свой драккар. Обида, ярость и оскорбленная любовь переполняли его. Не мешкая, ярл намеревался сразу направиться во фьорд своего обидчика и в честном поединке вернуть утраченную Мэву. Его остановил верный Грим. Кормчий напомнил своему ярлу, что по обычаям, принятым у викингов, вызванный на поединок ярл Эйнар может выставить вместо себя бойца, а это, вне всякого сомнения, будет телохранитель ярла – великан Клепп. Ярл Эгиль также может выставить своего воина. Но разве на всём побережье найдётся человек, который согласится драться один на один с берсерком Клеппом?

Поостыв, ярл Эгиль сделал вид, что смирился. Но обида и жажда мести затаились в глубине его души, а любовь никуда не делась. Она, сжав сердце своими острыми коготками, медленно тлела, нагоняя на него постоянную хандру.

Ярл с силой потёр двумя ладонями лицо, как бы отгоняя от себя эти грустные воспоминания.

То, что он предал своего союзника ярла Эйнара, сообщество ярлов, да и сам конунг ещё могут простить. Такое случается иногда меж ярлами в походах. Свои викинги будут молчать об этом позоре, а больше обвинять его в предательстве некому. Да и заткнёт он им рты золотом и серебром, которого за последние годы много скопилось в доме ярла после удачных дальних походов. А вот то, что не сумел убить ярла Эйнара с приближенными к нему воинами, это совсем плохо. Если они сумеют уйти целыми из-под стен крепости, то рано или поздно смогут построить драккар и на нем вернутся в свой фьорд, а тогда уж не избежать вызова на тинг конунга и жестокого суда. Такое предательство, подтвержденное видоками-свидетелями, карается только смертью.

Ярл Эгиль снова посмотрел на Мэву. Нужно принимать решение, что с нею делать. Открыто убить нельзя. Этого не утаишь. Если узнает ярл Харальд, то месть его будет чудовищной, викингов и драккаров у него не меньше, чем у самого конунга. Оставлять на драккаре и везти к себе во фьорд тоже нельзя. Остается – тихо придушить ночью, когда лагерь уснёт. Грим с радостью выполнит такое поручение.

Ярл судорожно сглотнул и левой рукой помассировал себе шею и затылок, где неожиданно появилась тупая боль. Похоже, следует отдохнуть и немного поспать. Он поднялся на ноги и направился к своей походной палатке, установленной в центре лагеря возле костра, где верный Грим и два телохранителя с хмурыми лицами жарили на огне мясо.

Так же молча, не проронив ни слова, ярл прошёл мимо них, откинул полог и забрался внутрь палатки. Мягкая медвежья шкура приняла в свои тёплые объятия уставшее тело. Но стоило ему только закрыть глаза, как водопад мыслей снова обрушился на него. И все они были о ней, о Мэве.

Нет, не сможет он убить эту женщину.

Глава 18

– Ты только посмотри, Варг, там кто-то плывет! – юноша с длинными волосами, связанными в хвост, показывал пальцем на какой-то предмет впереди на воде.

– Наверное, опять бочка, их уже много проплыло возле нас! – широкоплечий молодой человек с небольшой светлой бородкой и жесткими чертами лица, в которых угадывалась привычка повелевать, даже не повернулся в указываемом ему направлении, а продолжал внимательно наблюдать за происходящим на берегу.

– А ведь действительно, это человек! – вступил в разговор ещё один из находившихся в лодке людей.

– Ну и что? – вяло отозвался тот, кого назвали Варгом. – Нынче трупов на реке будет много, пусть себе плывут к морю. Ты бы, Ингар, подгребал посильнее, а то нас течением сносит! Держи прямо!

Маленькая охотничья лодка с четырьмя гребцами на борту усилиями весел удерживалась на середине реки напротив пирса, но на почтительном расстоянии от пяти стоящих у берега больших чужеземных лодий,