«Так что ж нам делать, Твоя Милость?» – в голосе Наливайки мне послышалось нетерпение.

«На Пасху к тебе прибудет гонец из Вены – с рескриптом императора. Твоё вспомогательное войско вызовут на войну – какая по весне начнется в Верхней Венгрии. Не смотри на меня удивлённо, пан Северин, иногда мне удаётся читать чужие мысли, – улыбнулся князь. И продолжил, уже серьезно: – Пятью полками через Перемышль, Недзице и Рожахедь ты явишься к эрцгерцогу Максимилиану. Велят воевать – воюй, велят гарнизонами стать – становись, тебе надобно иное. Должен ты с эрцгерцогом дружбу свести, да так, чтобы, случись что – мог ты к нему за подмогой обратиться. На рожон не лезь, но и турусы на колёсах не разводи, покажи себя стратегом – как показал в набеге на Килию и потом на Яссы. В Кракове твоим походом остались довольны и весьма…»

«А далее?» Тут мне было ясно, что план князя чрезвычайно заинтересовал Наливайку.

«А далее, пан Северин, ты не будешь лезть поперёк батьки в пекло. – голос князя вдруг сделался холодным, как лёд, и остудил нетерпеливого полковника. Затем Его Милость продолжил: – До Люблинской унии Княжество Литовское называлось Литовским, Русским и Жамойтским. В Жмуди я бывал лишь раз, и не скажу, что понял, как там живут люди, поелику ничего, кроме дикой пущи, я не увидал. Литву повидал немало – и Туров, и Волковыск, и Могилёв, и Полоцк, и Новогрудок – везде я побывал, и основательность, здравомыслие и неторопливость литвинов сделались мне по душе. Кажется, такие же русские люди, как и здесь – ан нет, иные, более сдержанные, не такие вспыльчивые, молчаливые и очень себе на уме…. То есть Литва и Жмудь есть. Но нет сейчас княжества Русского. Воеводства русские есть, люди русские есть – а княжества нет. И Речь Посполитая наша стоит ныне на двух основах – Польше и Литве. А надобно – на трех…». Князь замолчал и пытливо глянул на нас.

Наливайко откашлялся, взял с блюдца мочёное яблоко, повертел его в руках, и, положив обратно – спросил вполголоса: «Мы будем делать княжество Русское?»

Князь кивнул. «Будем. Но не делать, а возрождать. С согласия Его Милости короля, с одобрения нобилитета литовского и магнатерии коронной. Как равновеликую Литве и Польше часть Речи Посполитой. В каком княжестве ни о какой унии никаких разговоров никто вести никогда не станет – под страхом лишения живота. Княжество наше будет русским и православным – но ни католикам, ни кальвинистам, ни иным реформатам мы ворота закрывать не станем и препятствий в богослужении чинить не будем. Такая вот у меня сложилась идея – кою я, с твоей помощью, полковник, и с помощью людей твоих желаю осуществить. Но прежде того ты найдешь союзников будущему Русскому княжеству в империи Римской – для чего эрцгерцогу Максимилиану на Библии присягнёшь, что новое княжество Русское будет биться с турками, не жалея живота своего, даже если Речь Посполитая из той войны выйдет. И с нобилитетом литовским, буде на то нужда – встретишься, иль поособь, иль купно, и попросишь у них помощи – без них нам княжество Русское не установить. Но это – как вернешься из Венгрии, пока же готовься к походу на подмогу цесарцам – в прошлом году турки их изрядно потеснили на дунайских берегах, и ныне они хотят реваншу».

Вот такой разговор случился меж князем Острожским, мною и полковником Наливайкою на третий день масленицы одна тысяча пятьсот девяносто пятого года от Рождества Христова в Остроге. А верить моим словам, иль решить, что я сбрехал – это уж твоя справа, пане Стасю. – И старый шляхтич, налив себе сбитню, выпил полкубка, крякнул от удовольствия и принялся за хоть уже малость и подстывшие, но все равно отменно выглядящие блины с петушиными гребнями и пироги с яйцом и солёными рыжиками.

Межевой комиссар, изумлённый сверх всякой меры, молча смотрел на то, как насыщается его собеседник – и на челе его отражалась мучительная борьба меж желанием представить рассказ старого шляхтича яркой и интересной байкой и признанием того, что всё только что рассказанное – чистая правда.

Минут через пять, однако, подскарбий мстиславский заговорил:

– Пане Славомиру, вы понимаете, что всё, что вы только что мне поведали – немыслимо?

Старый шляхтич усмехнулся в усы.

– Ну так нас тут двое, вы да я. Всё, что я вам рассказал, тут и останется, и даже если вам придёт на ум с кем-то байкою моей поделится – никто вам не поверит. Так что слушайте дальше, пане Стасю, и утолите голод – Янка сегодня просто отменно угощает!

Межевой комиссар согласно кивнул, наложил себе на тарелку всякой снеди и, прежде чем приступить к трапезе – спросил:

– Так что ж, гонец из Вены прибыл?

– Прибыл, как не прибыть…. Аккурат на Пасху, как нам и предсказывал Его Милость. Мы к тому времени уже были готовы к походу: кони кованы на передние ноги, ячмень и овёс в переметные сумы засыпаны, крупы в мешках сложены в амбарах, сало и солонина в погребах – увязаны в тюки, порох высушен, пули отлиты, охотники в полки вызваны – Наливайка велел каждому строевому казаку позвать в поход одного своего товарища, коему он более всего доверял. Таким способом ватага наша в три дня разрослась вдвое, качества не теряя – все наши казаки, и зимовавшие в Острополе, и отаборившиеся по окрестным поветам, имели за плечами опыт турецких походов, кто одного, а кто и трех. Войско наше выступило из Острополя в образцовом порядке, и путь до Перемышля проделали мы в пять дней, ночуя в полях, благо, погоды стояли в тот год отменные.

От Перемышля отправились мы не на Недзицу, как предполагал князь, а на Сонч, как написал нам писарь Адольфа фон Шварценберга, чтобы по долине Попрада, минуя вершины Бескид Сандецких, выйти в Спишскую землю. Там, в замке Кежмарка, предполагали мы соединится с сотней рейтар полка Куно фон Риттера, которая должна была сопроводить нас