– Что молчишь? – Антон толкнул братишку. – О чём задумался? – и проводил взглядом машину, которая вдалеке еле ползла по просёлочной дороге.

– Так, – помолчав, сказал Борис. – Сидел, мамку вспоминал. Так… Да обо всём думал.

– Я тоже сижу, думаю, – продолжая посматривать за машиной, сказал Антон, снял и отбросил прилипшую травинку. – Вспоминаю, как жил в деревне. Сравнивал эту жизнь и городскую. Думал, чем бы занимался, если бы здесь остался. Наверное, шоферил или на комбайне работал, а вечерами навоз убирал или на огороде горбатился. Нет, это не для меня, – он поморщился, а потом ткнул пальцем. – Слышь, Борька… Сижу, на деревню смотрю, и кажется, что раньше она огромная была, если не ошибаюсь, а сейчас… – и он неопределённо помахал рукой. – Когда на станции вышел, в деревню направился, гляжу, разрушенный коровник стоит, а там же наша мамка работала, а теперь одни стены остались, да и те на кирпич разбирают, а где конюшня была, там груды мусора лежат. А вон в том переулке дома до речки спускались, как сейчас помню, мы ещё по нему бегали купаться, а сейчас лишь кусты виднеются да повсюду крапива разрослась. Почему, а? Всегда пацаны носилась по улицам, а теперь не видно, – Антон махнул рукой. – Помнишь, как с пацанами вон на ту гору взбирались и за машинами наблюдали, считали, сколько штук проедет, а сейчас, пока здесь сидим, гляжу на дорогу, а там всего одна машина пропылила. Куда же они подевались, Борян? – он прислушался и снова ткнул пальцем. – Вон, даже тракторов не слышно. Может, отвык от деревенской жизни, а? – и, подняв камень, бросил в траву. – Видать, правда отвык… Всё же, что ни говори, а в городе другая жизнь, ни на секунду не останавливается, намного интереснее, чем здесь… – Он пренебрежительно махнул рукой. – А тут настоящее болото. Попадёшь в него и увязнешь. Отвык от деревни. Скучно…

Фыркнула стайка воробьёв и, громко зачирикав, помчалась вдаль.

С холма хорошо просматривалась деревня. Если приглядеться, было заметно, что некоторые дома стояли пустые, заколоченные. Видать, хозяева уехали, а может, подошло время – и на мазарки отнесли. Все пройдут этим путём, никто не задержится. Брошенные дворы отличались неухоженностью. Полуразвалившиеся сараи, подпёртые толстыми слегами, заметны провалившиеся крыши на старых избах. Поваленные и щербатые заборы. Захламленные дворы, заросшие крапивой, лебедой да репейником. А если на жилые дома смотреть, можно заметить, кто живёт в них. Возле некоторых домов заметны омёты, стожки сена – там держат скотину. Чем больше сена, тем больше живности. А в некоторых дворах лишь поленницы протянулись вдоль заборов, да и те жиденькие. Там старики или одинокие живут, кто не может держать скотину. Рады бы, да силы не те и годы ушли. Вот и приходится доживать свой век без хозяйства, а кружечку молока соседи принесут, чтобы чаёк забелить или кашу сварить на молоке. Много ли надо старикам-то? Так, всего ничего, крохи…

– Вон, глянь на мастерские, что на горе виднеются, – сказал Борис и махнул рукой. – Раньше двор пустовал, вся техника с утра и до ночи работала, и нас держали круглосуточно, особенно когда посевная и уборочная были, а сейчас стоит техника и ржавеет, потому что работать некому. Молодёжь в города уезжает, лёгкую жизнь ищут, как наша мамака говорила, а в деревне остаются старики и калеки. Поля зарастают. Урожаи некому убирать, всё под снег уходит. Многие за шальными деньгами погнались. Кто на заработки подался, длинный рубль зарабатывает, а другие в город перебираются, но обратно никто не хочет возвращаться. Здесь же надо за копейки работать, утром ушёл и не знаешь, когда вернёшься, а не так, как вы в городах привыкли – смену отстояли, и трава не расти. А сейчас, когда колхозы стали разваливаться, тем более побегут из деревень. И кто останется, а? – Он искоса взглянул на брата. – Одни старики да калеки, кому ехать некуда, да и незачем. Вот такой становится наша деревня – убого-старческой, – и ударил кулачком по колену, а потом опять сказал: – Сосед наш, дядька Игнат, по районам ездил. Вернулся и ругается на чём свет стоит. Говорит, колхозы разваливаются, деревни полуразрушенные стоят, а некоторые вообще пустуют. Одни поразъехались, а другие повымирали. А какие хозяйства сохранились, те на ладан дышат, потому что растаскивают, распродают, а страдают-то простые колхозники. Работы нет, зарплаты нет, как жить, а? Школы закрываются, потому что учить некого, все в город подались. Больницы закрывают, потому что невыгодно, а магазины тем более на замках – денег-то нет, а в долг никто не даёт. По телевизору посмотришь, люди в деревнях богато живут, словно в другом мире, а у нас… Получается, что показывают одно, а на деле выходит другое, так? Ты же в городе живёшь, всё знаешь. Так ответь мне…

– Что сказать? Откуда я знаю… В нашей стране умные головы наверху сидят, вот пусть они отвечают, почему у вас плохая жизнь, а я, к примеру, не собираюсь в деревню возвращаться, – отмахнулся Антон, неторопливо выпил полный стакан вина, поморщился и, сорвав несколько листочков, принялся жевать. – Колхозы разваливаются, люди разъезжаются. Что делать здесь? К примеру, взять и вернуться, а чем заниматься? Понимаешь, Борян, я давно отвык от деревни. У меня хорошая работа, когда вернусь, квартиру получу. Документы готовы. Однокомнатная, зато своя. Немного поработаю, глядишь, двушку получу. Я на хорошем счету. Начальство ценит меня. Всегда хвалят, в передовиках хожу. Зарплата хорошая, не то что в деревне за копейки пахать от зари до зари. А там смену отработал и отдыхаю. Иди, куда душа пожелает: хоть в кино, хоть в театр или на выставку, хоть по улице шляйся или с девкой гуляй, а если не хочешь, можешь на диване валяться и в телевизор пялиться да в потолок плевать, и никто тебе слово лишнего не скажет. Потому что я в своё свободное время валяюсь. А здесь… – он махнул рукой. – А здесь попробуй поваляться. Не получится! Будешь, как пчёлка, трудиться, а фигу с маслом получишь… Нет, даже без масла получишь, а вот фигу покажут. Вспомни, как мамка горбатилась. А потом приходила и ещё дома пласталась. Да что говорить-то, сам каждый день видишь. Поэтому все бегут из деревень. Здесь даже девок не осталось. Погулять не с кем, а тем более жениться. Одни столетние бабки остались, – и пренебрежительно отмахнувшись, передразнил, как здесь принято называть старух и стариков. – Бабка ТонЯ, дедка ВанЯ, бабака ГалЯ…

– Почему – нет девчонок? – запнувшись, сказал Борька. – Вон, Светка Сазонова живёт,