Бык сунул пальцы в отворот мокасина и достал припрятанный там мешочек. Прежде чем открыть его, он ощупал содержимое. Изумление и досада промелькнули у него в глазах, исчезнув так быстро, что их заметили лишь те, кто хорошо знал Койюндадо. Выражение лица Чейса, внимательно следившего за братом, продолжало оставаться бесстрастным.

Все остальные терпеливо ждали. Бык обхватил мешочек толстыми пальцами, желая прикрыть странную угловатую выпуклость, явно не имеющую никакого отношения к табаку, после чего сунул в кисет другую руку. Пошевелив ею, он извлек щепоть табака. Убрав мешочек обратно в отворот мокасина, Бык насыпал табак на лист сумаха и свернул самокрутку.

Затем Койюндадо протянул ее Чейсу, который с торжественным видом принял самокрутку из рук брата. Никто из присутствующих даже не подал виду, что понял причину заминки, хотя многим доводилось слышать о скитаниях куриной лапы. Если верить байке, которую порой рассказывали у костра, дело обстояло следующим образом. Когда Чейсу было тринадцать, он подкинул петушиную лапу в миску с тушеным мясом Быку, которому шел восьмой год. Вместо того, чтобы устроить скандал, Бык притворился, будто даже не заметил выходки брата. Когда Чейс первый раз пошел в разведку, он обнаружил петушиную лапу у себя во фляге с водой. С той поры братья так и подкидывали лапу друг другу: то в одеяло, то в мокасин, то под седло, то привязывали к перьям боевого шлема. При этом оба делали вид, словно никакой лапы не существует.

После окончания ритуала, предшествовавшего совету, Красные Рукава приступил к обсуждению наболевшего вопроса. Американцы плели интриги, их действия приводили в замешательство буквально всех, вызывая раздражение индейцев. Если апачи согласятся на требования американцев, то не смогут отомстить за резню под Ханосом, что казалось немыслимым.

— Уа-син-тон заявляет то, Уа-син-тон заявляет это… — Утренняя Звезда окинул взглядом собравшихся. — Кто он вообще такой, этот Уа-син-тон?

— Может, самый могущественный вождь бледнолицых? — предположил Красные Рукава.

— Бледнолицые хотят отправить наших вождей в многодневный путь, чтобы навестить этого Уа-син-тона. Почему Уа-син-тон сам не приедет к нам?

— Может, он уже очень стар, — пожал плечами Локо. — Может, у него болят суставы всякий раз, когда он встает лагерем на новом месте.

— Почему американцы не дадут нам ружья, порох и патроны, чтобы мы убивали мексиканцев?

— Ник чему нам их ружья, — махнул рукой Зевающий. — Будем стрелять из них, станем зависеть от бледнолицых. Где мы возьмем новый порох и патроны? Только у них. Уж лучше наши луки.

Чейс, Бык, Утренняя Звезда и Колченогий, в отличие от Зевающего, были не прочь пошутить на совете. Однако глаза Зевающего под кустистыми насупленными бровями горели как угли, а острый нос и широкий тонкогубый рот придавали ему извечно свирепый вид.

— Американцы воевали с мексиканцами два года, — произнес Красные Рукава, задумавшись о минувших временах, что в последнее время происходило с ним чаще обычного. — Мы видели усеянные трупами поля. Пока шла война, койоты и стервятники жирели от мертвечины. Сколько мы уже воюем с мексиканцами, а? И за все это время мы убили их меньше, чем американцы за ту войну.

Собравшихся беспокоило еще кое-что очень важное. Колченогий заговорил об этом первым:

— Разве мы дети малые, чтобы какой-то американский полковник говорил нам, что можно, а что нельзя? Мы у себя дома. Это наша земля. Всякий раз, когда возникала надобность в лошадях или рабах, мы отправлялись в Мексику. Так издавна повелось. Мексика — наша вторая родина.

Красные Рукава повернулся к невысокому худому мужчине в наряде мексиканского крестьянина — белой рубахе и мешковатых белых штанах. Чтобы облачиться в эту одежду, Хуану Миресу пришлось снять набедренную повязку и мокасины, которые он носил с тех пор, как Красные Рукава похитил его в Мексике в возрасте девяти лет. Под видом селянина, желающего прикупить мулов для хозяйства, ему предстояло выяснить, куда солдаты увели пленных.

— У тебя есть все необходимое, сынок? — спросил Красные Рукава Хуана.

— Да, дядя.

Такого масштабного набега, как этот, никто не мог припомнить. Поскольку возглавить его, по настоянию Красных Рукавов, предстояло Зевающему, он, преисполненный уверенности, вел себя еще более властно, чем обычно. В своей речи он снова упомянул вероломство мексиканских солдат и долг всех воинов перед душами убитых под Ханосом.

Однако Зевающий допустил самую заурядную оплошность, проявив невежливость. Он столько говорил, что не дал другим задействовать воображение. Не оставив места мысли, он вынудил слушателей видеть перед внутренним взором то, что видел он сам. Талантливый оратор немногословен. Он говорит лишь самое необходимое — достаточное для того, чтобы слушатель силой собственной фантазии перенесся в то место, о котором идет речь, и увидел события, упомянутые рассказчиком.

— Я владею боевой магией, — объявил Зевающий с таким видом, будто присутствовавшие никогда прежде от него этого не слышали. — Той ночью у реки, после того как мексиканцы убили мою мать, мою жену и моих детей, духи пообещали мне, что пули меня брать не будут.

— Может, они тебе заодно пообещали, что сделают неуязвимыми от пуль всех нас? — спросил Колченогий так тихо, что Зевающий не услышал, зато сидевшие рядом с Колченогим чуть заметно усмехнулись.

Пока Зевающий говорил, Утренняя Звезда думал о своем. Он размышлял о невидимой линии, что прошла через горы, пустыни и реки, — линии, которую теперь мексиканцы не имели права пересекать. Что ж, это прекрасно. Значит, если перебраться за нее, спасаясь от погони, мексиканские уланы тебя не достанут.

Но можно ли доверять американцам? Утренняя Звезда считал, что этого лучше не делать. Американцы забрали себе много земли, которую мексиканцы считали своей. Если американцы проделали такое с мексиканцами, что им помешает отнять землю и у них, у индейцев?

Поначалу апачи считали, что бледнолицые с их веревками и шестами забавляются игрой вроде чанки, только для этой игры требуется поле размером во всю землю, принадлежащую индейцам. Когда люди узнали, зачем бледнолицым шесты, цепи и трубы-дальноглядки, то чуть животы не надорвали от смеха у костра. Бледнолицые решили, что им под силу измерить горы, пустыни и реки, подобно тому как женщина измеряет оленью шкуру, прикидывая, удастся ли выкроить рубашку или мокасины.

Утренняя Звезда не смеялся. Он помнил, как они с сестрой наблюдали с вершины горного гребня за ротой мексиканских солдат, ехавшей через долину. Всадники остановилась у переправы