На носу виднелась вырезанная из дерева фигура эринии, греческой богини мести, мечом указывающей фрегату путь. Богиня была вырезана с таким мастерством, что казалось, будто ее развевающиеся волосы колышутся на ветру, а суровый холодный взгляд предвещает шторма, опасности и погибель врагам.

– Эй, на «Ле Вонжер»!, – закричал Жафо.

– Это ты Жафо-язык-без-костей? Чего орешь? – донеслось с фрегата.

– Это кто здесь язык-без-костей? А не хочешь попробовать утонуть, а? А я тебя тут подберу, как утопленника, – огрызнулся матрос.

– Мне гадалка сказала, что меня повесят, так что утонуть мне не суждено, – отшутились с корабля.

– Хватит лясы точить бездельник, принимай офицера! – прекратил перепалку Жафо, оставив за собой последнее слово.

Над фальшбортом появилась голова, потом другая. Затем они исчезли.

– Спустить шлюп-трап! – четко отдал команду твердый голос с корабля.

Алексей с привычной легкостью, натренированный в долгих учениях, прыгнул, ухватился за лестницу и быстро вскарабкался на верхнюю палубу. Вслед за ним с помощью блоков и талей на борт подняли его рундук.

На корабле пахло смолой, новой древесиной и горячим железом.

Ступив на палубу, Алексей оказался лицом к лицу с лейтенантом в безупречно сидящем, но слегка поношенном мундире, с острым подбородком и хищным взглядом. Он не носил парик, а его длинные, почти идеально прямые волосы были заправлены под бикорн.

– Месье, добро пожаловать на борт, – сказал лейтенант с подчеркнутой вежливостью и тенью улыбки, – Жерар де Вильмон, вахтенный лейтенант. Надеюсь вы не сбились с курса, и у вас есть назначение.

– Энсин Алексей Григорьев, к вашим услугам. Документы о назначении при мне. Прошу доложить капитану о моем прибытии.

Лейтенант смерил Алексея взглядом, в котором смешались любопытство и легкое презрение к новенькой форме и иноземному акценту, а при виде эфеса простой кавалерийской сабли, офицер с иронией приподнял бровь. В его глазах ясно читалось – ты пока никто. Он взял документ о назначении и пробежался по нему глазами.

– Сразу после Морской школы, как я понимаю. Посмотрим чему учат в России. Надеюсь сможете шкот от фала отличить, – в голосе лейтенанта звучало пренебрежение, без намека на дружелюбие.

– Так точно, месье, – ответил юноша. – Это не первое мое плавание.

Его французский звучал четко, но с акцентом, который Алексей пытался сгладить.

Лейтенант де Вильмон хмыкнул с сомнением:

– Время и море покажет. Ваши вещи отнесут на орудийную палубу, там на корме есть кубрик для младших офицеров. А вы, месье Григорьев, идите за мной.

Двое матросов, подчиняясь команде де Вильмона, подхватили сундук Алексея и потащили к корме.

Гардемарин пошел за лейтенантом. За дверью под квартердеком шел короткий узкий коридор. Справа и слева от него двери в каюты старших офицеров, штурмана и капеллана. Коридор заканчивался кают-компанией, освещенной скудным светом из решетчатых люков, с массивным длинным столом и полками с посудой. На боковой стене висели карты и массивное бронзовое распятие. Здесь запах табака и прокисшего вина перебивал обычный для нового корабля запах свежего дерева. Прямо по центру располагалась дверь в капитанскую каюту. Лейтенант постучал. Долго оттуда не доносилось ни звука, пока наконец твердый, привыкший отдавать команды голос не дал разрешение войти.

Де Вильмон доложил о прибытии нового офицера и сразу вышел, оставив Алексея тет-а-тет с капитаном. Помещение по ширине занимало почти все пространство под квартердеком. Сквозь три больших, съемных, застекленных окна в него проникал яркий солнечный свет. Посредине стоял резной дубовый стол с, прижатой к нему латунными гирями, развернутой картой Бискайского залива. На ней рейсштанговый циркуль, песочные часы и линейка лежащая поверх розы ветров. Слева каюту перегораживала раскладная деревянная перегородка, отделяя спальню капитана от кабинета, а справа располагалась восьмифунтовая бронзовая пушка частично накрытая парусиной. На стене за дверью несколько полочек с серебряной посудой в выемках, навигационными инструментами, дорогой подзорной трубой на подставке и маленькой библиотекой. Алексею удалось разобрать названия: "Вергилий", "Регламент морской службы", трактат “О ветрах" Сенеки. Отдельное внимание энсина привлекла прикрепленная к стене трубка Торричелли, с блестящей каплей ртути внизу, подчеркивающая, что хозяин каюты предсказывает погоду не только по приметам, а и пользуется наукой. В целом, обстановку можно было назвать спартанской.

Когда Алексей вошел капитан Александр де Шуазель отвел взгляд от записей. Пронзительные серые глаза смотрели на вошедшего энсина с интересом. Алексей тоже оценивал своего будущего командира. Одежда с иголочки, словно только что от портного, и дорогой, прекрасно завитый парик «а-ля Катогэн», говорили о богатстве и знатности, в то же время, обветренное и покрытое морским загаром лицо, свидетельствовало о том, что перед Алексеем сидит опытный морской волк.

Бегло ознакомившись с сопроводительным письмом, де Шуазель отложил его в сторону. Движения его были взвешены и точны, как если бы он все делал по заранее продуманному плану, и это Алексею понравилось .

– Месье Григорьев, – начал капитан, тщательно выговаривая слова, – Мой дядя писал о вас, как о ценном приобретении для моего корабля. Я полностью доверяю его оценке, но он не моряк. Поэтому мне хотелось бы знать, чего мне от вас ждать. Боюсь то, что ценится в Версале, редко приносит пользу в бою.

– Не считая теории, у меня за плечами четыре трехмесячных учебных плавания, месье, – ответил Алексей, – я выполнял работу, как простого матроса, так и артиллериста. Обучен владению саблей, шпагой и мушкетом.

– Что же, это похвально, – кивнул де Шуазель, – Наши гардемарины обучаются только теории и только на берегу. Они ничего другого, как маршировать и стрелять из мушкета не умеют. Значит все не так плохо, как я предполагал. Предстоит отточить ваши знания в командовании людьми и навигации. Вижу французским вы овладели неплохо и с этим проблем не предвидится.

– Я не всегда понимаю ваших матросов, – смутился энсин.

– Ах, эти бретонцы, – догадался капитан и рассмеялся, – но не волнуйтесь, все команды на борту отдаются исключительно на французском языке, но вот между собой матросы нередко общаются на своем диалекте. Боюсь волей-неволей вам придется выучить пару крепких бретонских ругательств. Так что же привело вас на королевский флот, да еще и в момент, когда мы официально вступили в войну? Жажда славы, приключений, стремление познакомиться с нашим передовым опытом?

– Я люблю море. Не представляю себе жизнь без него, – откровенно ответил Алексей, – А еще война для офицера – это лучшая возможность проявить себя.

– Не стану спорить, в этом вы правы. Тому кто любит море как раз и место в море, а место офицера – в пылу баталий. Уверен вам представится возможность доказать свою храбрость