Дорожка снова повернула, теперь ветер дул в спину, и они пошли дальше в относительном затишье среди летящего снега.

— Это не твоя вина, Тея, но ты слишком долго занимала мои мысли. Я не дал себе ни одного шанса в других направлениях. Я был в Риме, когда вы с Нордквистом были там. Если бы вы остались вместе, это могло бы меня излечить.

— Это много чего могло бы излечить, — мрачно заметила Тея.

Фред сочувственно кивнул и продолжил:

— В моей библиотеке в Сент-Луисе над камином висит бутафорское копье, которое я скопировал с одного в Венеции — о, много лет назад, после того, как ты впервые уехала за границу на учебу. Возможно, скоро ты будешь петь Брунгильду, и я пришлю тебе это копье, если позволишь. Можешь взять его и его историю — надеюсь, они хоть чем-то да будут полезны. Но мне уже под сорок, и я отслужил свой срок. Ты свершила то, на что я надеялся, ради чего был честно готов тебя потерять… тогда. Теперь я стал старше и думаю, что тогда свалял дурака. Я бы не стал делать этого снова, будь у меня шанс, вряд ли! Но я не жалею. Чтобы создать одну Брунгильду, нужно очень много людей.

Тея остановилась у ограды и посмотрела на черную рябь, в которую падали снежинки, исчезая с волшебной быстротой. Ее лицо было одновременно сердитым и встревоженным:

— Значит, ты действительно считаешь меня неблагодарной. Я думала, ты послал меня за чем-то. Я не знала, что ты ожидал получить что-то попроще. Я думала, ты хотел…

Она глубоко вздохнула и пожала плечами.

— Но вот! Никто на всем божьем свете этого на самом деле не хочет! Если бы хоть один человек, кроме меня, этого хотел… — Она вытянула руку в сторону Фреда и сжала кулак. — Господи, я бы горы свернула!

Фред уныло рассмеялся:

— Даже лежа во прахе, я чувствую, что подталкиваю тебя! Разве в человеческих силах этому противиться? Моя дорогая девочка, неужели ты не понимаешь: любой другой, кто хотел бы этого так же сильно, был бы для тебя соперником, смертельной опасностью! Огромная удача для тебя в том, что других это волнует меньше, неужели ты не видишь?

Но Тея, казалось, вовсе не воспринимала его протест. Она продолжала оправдываться:

— Конечно, мне понадобилось много времени, чтобы чего-то добиться, и я только начинаю видеть просвет. Но все хорошее обходится дорого. Мне эти годы не показались долгими. Я всегда чувствовала, что несу ответственность перед тобой.

Фред пристально посмотрел на ее лицо сквозь завесу снежинок и покачал головой:

— Передо мной? Ты правдива и не стараешься меня обмануть преднамеренно. Но на самом деле ты признаешь одну-единственную ответственность, и остатка едва ли хватит даже на ответ перед Богом! И все же, если у тебя хоть раз в часы праздности мелькнула мысль, что я тебе хоть как-то помог, Господь свидетель, я благодарен.

— Даже если бы я вышла замуж за Нордквиста, — продолжала Тея, снова сворачивая туда, куда вела тропинка, — мне чего-то все равно не хватало бы. Мне всегда чего-то не хватает. В каком-то смысле я всегда была замужем за тобой. Я не очень гибкая, никогда не была гибкой и никогда не буду. Ты поймал меня молодой. Я никогда не смогу заново прожить те же чувства. Как только начнешь хоть что-то понимать, это невозможно. Но я оглядываюсь на них. Мне жилось нисколько не легче твоего. Если я преградила тебе какие-то пути, то и ты мне тоже. Мы были друг другу и помощью, и помехой. Думаю, так всегда бывает: хорошее и плохое перемешано. Только одно на свете прекрасно полностью и прекрасно всегда! Вот почему мой интерес не угасает.

— Да, я знаю. — Фред косился на ее силуэт на фоне усиливающейся метели. — И глядя на тебя, кажется, что этого достаточно. Я постепенно, постепенно отказывался от тебя.

— Смотри, огни загораются. — Тея указала туда, где сквозь серые кроны деревьев мерцали фиолетовые вспышки.

Вдоль дорожки зажигались бледно-лимонным светом фонари.

— И вообще я не понимаю, какой смысл жениться на артистке. Помню, Рэй Кеннеди говорил, что не представляет, как женщина может выйти замуж за игрока, ведь она будет замужем только за тем, что останется от игры.

Она нетерпеливо передернула плечами.

— В конце концов, кто на ком женится — неважно. Но я надеюсь воскресить в тебе интерес к моему делу. Ты заботился обо мне дольше и больше всех на свете, и мне хотелось бы иметь живую душу, которой можно время от времени отчитаться. Можешь прислать мне свое копье. Я сделаю все возможное. Если тебе это неинтересно, я все равно сделаю все возможное. У меня мало друзей, но я готова потерять их всех, если придется. Я научилась терять, когда умерла моя мать… Пора торопиться. Мое такси, должно быть, ждет.

Синева вокруг них становилась все глубже и темнее, падающий снег и едва видные сквозь него деревья полиловели. На юге, над Бродвеем, на облаках виднелся оранжевый отсвет. Огни автомобилей и экипажей мелькали по аллее, идущей мимо пруда, и воздух пронзали гудки клаксонов и свистки конной полиции.

Фред подал Тее руку, когда они спускались с насыпи.

— Знаешь, Тея, я думаю, тебе никогда не удастся потерять ни меня, ни Арчи. Ты и правда выбираешь странных людей. Но любить тебя — трудный подвиг. Он изматывает человека. Скажи мне одну вещь: мог ли я когда-то удержать тебя, если бы пустил в ход все средства?

Тея тащила его вперед и говорила быстро, словно желая поскорее покончить с этим разговором:

— Может, и мог бы, ненадолго. Я бы осталась и все это время была бы несчастна. Не знаю. Чтобы работать, я должна думать о себе хорошо. Ты мог сильно осложнить мне задачу. Не думай, что я тебе не благодарна. Со мной было трудно иметь дело. Теперь я, конечно, понимаю. Раз ты не сказал мне правду в начале, то вряд ли мог повернуть назад после того, как я уперлась. То есть если бы ты был на такое способен, тебе бы и не пришлось — потому что и мне было бы плевать на такого, даже тогда.

Она остановилась возле ожидавшей у обочины машины и протянула ему руку:

— Вот. Мы расстаемся друзьями?

Фред посмотрел на нее:

— Ты же знаешь. Десять лет.

— Пожалуйста, не думай, что я тебе не благодарна, — повторила Тея, садясь в такси.

«Да, — размышляла она, когда такси влилось в поток машин на