недели, перед великим праздником крещеного мира.
* * *
Около полуночи с берега задул теплый ветер. Вахтенные доложили Элькано о возможности выйти в океан. Баск поднялся на палубу. На соседнем «Консепсьоне» мелькали огни, суетились люди. Штурман понял, что они готовятся к прорыву. Тогда он приказал выбрать якоря и берегом обойти «Тринидад», поджидавший испанцев в центре бухты. Антонио де Коса выгнал из трюма сонную команду, боцман Диего Эрнандес растолкал ее по местам. Матросы полезли по вантам спускать подвязанные к реям паруса. Канониры глазели на них и не знали, заряжать ли пушки к бою или ждать приказа капитана? В ленивой беспорядочной возне первыми закончили работу матросы, выбиравшие кормовой якорь.
Налетевший с берега шквал начал медленно разворачивать каравеллу кормой к флагману. Элькано побежал к носовым лебедкам поднять якоря и выровнять судно по ветру, но тут матросы распустили грот. Огромный прямоугольный парус прогнулся в обратную сторону, облепил мачту с вантами, потащил судно в море. «Сан-Антонио» сорвался с якорей, стал приближаться к «Тринидаду». Стремясь избежать столкновения, грозившего проломить борта и попортить такелаж, рулевые вцепились в румпель. Волочившиеся по грунту якоря делали тщетными их усилия.
Не успела команда опомниться, как прогремел залп орудий. Картечь просвистела над головами, впилась в тело корабля, разорвала паруса и ванты. Послышались стоны, вопли, проклятия. Матросы забыли об управлении судном, поспешили укрыться от рубленого свинца, в панике повалились на палубу. Неуправляемая каравелла левым бортом наползала на «Тринидад», а с него палили из пушек и фальконетов.
Якоря смягчили удар, застопорили движение. В тот же миг с флагмана на палубу «Сан-Антонио» горохом посыпались латники, крича и размахивая обнаженными мечами. Баск спокойно наблюдал со шканца, как солдаты Магеллана загнали пьяных матросов на бак, как отчаянно дрался у грот-мачты Антонио де Коса, звал на помощь слуг, как те повалили хозяина, заломили ему руки за спину, связали веревками. Элькано ждал, когда придет его очередь отдать меч в руки возглавлявшего штурмовой отряд Эстебана Гомеса. Себастьян сразу понял, что проиграл сражение.
– Бросай оружие, щенок! – потребовал разгоряченный Эстебан, поднимавшийся по лестнице и увлекавший за собой с полдюжины солдат.
– Добрый вечер, сеньор Гомес, – улыбнулся баск. – Я не оказываю сопротивления. Вот мой меч, – он протянул запертый в ножнах клинок. – Он чист, я не вынимал его. – Эстебан выхватил оружие. – На мне нет доспехов, я не хотел сражаться, – Элькано, распахнул плащ, показал мягкую теплую куртку.
– Где Альваро? – прижал его к борту Гомес.
– Заперт в своей каюте с кормчим Хуаном Родригесом де Мафрой.
– Жив?
– Я просил его выйти на бак для переговоров, но он отказался.
– Ты хотел, чтобы мы расстреляли его из пушек? Свяжите предателя! – скомандовал Эстебан и бесцеремонно толкнул баска в грудь на мачтовые кнехты под ногами. Тот кубарем полетел на палубу, сильно ударился головой о бизань, разодрал в кровь ухо.
– Ты не смеешь! – закричал Себастьян, стараясь подняться на ноги.
– Смею! – прервал португалец, избивая пленника вложенным в ножны мечом. – Это тебе за Мескиту, гипоскуанская собака, а за Хуана я вздерну тебя на рее! В капитаны захотел? На, сволочь, получай! – он наотмашь хлестал его, как молотят цепями сноп с зерном.
Элькано схватился за голову, калачиком свернулся на палубе, прикрыл уязвимые места. Гомес безжалостно колотил врага.
– Может, вспорем брюхо да кинем за борт подыхать? – услужливо предложил солдат.
Эстебан пнул окровавленное тело.
– Заколоть? – спросил воин.
– Брось в трюм, – велел португалец, вытирая рукавом пот с лица. – Капитан-генерал решит, что с ним делать.
* * *
Когда раздались залпы с «Тринидада», по знаку Магеллана «Виктория» устремилась в крутой бейдевинд на «Консепсьон», возившийся с якорями и парусами. У них дела обстояли не лучше, чем на «Сан-Антонио». Деморализованная страхом и пьянством команда неохотно выполняла приказы Кесады. После гибели казначея и захвата «Виктории» Карвальо сказался больным, заперся с сыном в опустевшей каюте. Капитан чувствовал измену штурмана, но не имел сил наказать его, слишком велик был авторитет португальца у простых моряков. Остался один опытный моряк – боцман Жуан ди Акуриу грубый необщительный лузитанец или баск, не желавший жертвовать жизнью во имя интересов господ. На него легла забота подготовить корабль к бою и выходу в океан. Свалившаяся на плечи моряка большая ответственность, обещавшая в качестве награды четвертование или виселицу, обескуражила его. Легко выполнять команды, будучи пешкой в мятеже, сохраняя возможность оправдаться верностью присяге заблудшему капитану, свалить вину на него, и совсем другое дело – возглавить нападение на адмирала. Жуан ди Акуриу приуныл.
Пушки палили у выхода из бухты, паруса «Сан-Антонио» маячили в темноте. На «Консепсьоне» нельзя было разобрать, кто в кого стреляет, на чьей стороне перевес. Картахена с бака пытался разобраться в сражении. Кесада метался по палубе, подгонял нерасторопную команду. Опыт сухопутного офицера заставил Гаспара в первую очередь позаботиться об артиллерии, а боцман видел главную задачу в подготовке корабля. Первый требовал перетащить пушки на левый борт, которым должны были разойтись с флагманом, второй – посылал матросов на ванты. Сорок человек не в состоянии за десять минут проделать такую работу. Когда пораженный Картахена увидел стремительно надвигавшуюся «Викторию», на корабле не успели подготовиться ни к сражению, ни к лавировке.
– Фальконеты на бак, пушки к бою! – скомандовал в растерянности Кесада.
Ганс Варг с канонирами исчез, слуги капитанов не умели правильно зарядить орудия.
– Надо поднять якоря и пройти вперед, – подсказал боцман, – тогда «Виктория» проскочит мимо и врежется в берег!
Кесада не воспользовался разумным советом, решил встретить грудью противника.
– Все на борт! Смерть португальскому предателю! – приказал он экипажу.
– Вооружите людей! – велел Картахена. – Почему у них в руках ничего нет?
Только тут Гаспар заметил, что половина команды не готова к битве. С «Виктории» раздались выстрелы и крики: «Вы за кого?»
– За короля и Магеллана! – громко ответил мальчишеский голос.
– Ах ты, дрянь! – заорал Кесада и бросился к юнге с обнаженным мечом. – Зарублю, изменник!
Педро ловко юркнул в сторону. Капитан запнулся за подставленные ноги, кувырком полетел на палубу, больно ударился плечом, выронил меч, оцарапал пальцы. Однако быстро вскочил на ноги, зашарил руками, ища оружие. С «Виктории» треснул фальконет, картечь высоко пролетела над головами, порвала кресты на парусах. Матросы кинулись врассыпную.
– Назад! – Кесада поднял меч. – Несите факелы, жгите «Викторию»! Где пушкари, почему не палят?
Резкий удар пришелся в середину корпуса «Консепсьона». Сбитая с ног команда упала на палубу. Каравелла развернулась, счалилась бортом с «Викторией», застыла. Полетели абордажные крючья, натянулись веревки, прочно сковали столкнувшиеся корабли.
– Вы за кого? – послышалось со всех сторон. Солдаты Барбосы