– Настало время выбирать, врач: если ты не с нами, ты против нас, – проговорила Юлия необычайно холодно и сурово, к удивлению Галена. Затем, однако, она смягчилась, ее голос вновь стал просительным и чувственным. – Прости меня. В последние месяцы мы не знали передышки: война с Нигером, освобождение Нисибиса – все это измотало нас. Полагаю, великий Гален поймет, что в это время, когда нам грозит новая гражданская война, каждый вновь обязан доказать свою верность – как бы тяжело и неприятно это ни было. Мой супруг, император, подозревает всех и вся, хотя я заверила его, что Гален, величайший из целителей империи, всецело предан нашему делу. Я также заверила его, что, если нам понадобится от него какая-нибудь услуга, Гален без колебаний встанет на нашу сторону. А я не привыкла ошибаться.

Гален молчал. Было видно, как императрица незаметно и упорно, наподобие паучихи, оплетает его своей сетью. Он сознавал, что ему оставляют все меньше и меньше свободы. Юлия Домна вежливо и уважительно, но при этом неумолимо давала понять, что от него не просят, а требуют помощи, более того – что это считается решенным делом. Но тут же, словно желая показать свое великодушие, она сделала истинно царское предложение:

– Мой супруг, как ты хорошо знаешь, ибо уже убеждался в этом, чрезвычайно щедр с теми, кто стоит на его стороне. Мы предоставили тебе время и деньги, чтобы ты мог восстановить – полностью или хотя бы частично, – утраченное в пожаре, который уничтожил твою библиотеку в последний год правления Коммода. Я прекрасно понимаю, сколь многого мы просим от тебя сегодня. Будет справедливо, если ты скажешь, чего хочешь взамен. Ты получишь все, что пожелаешь.

Мысли Галена метались как птицы, воображение разыгралось. Две неотложные надобности: доступ к запретным книгам и разрешение на вскрытие мертвецов. Последнее казалось чем-то немыслимым, невзирая на всю щедрость императрицы. Но получить запретные книги было вполне возможно, ведь ни императрица, ни ее сиятельный супруг не могли до конца осознать их важность.

– Есть нужные мне книги, но хранитель Александрийской библиотеки не хочет, чтобы я получил к ним доступ.

– Александрия – это Египет, Египет – римская провинция, в римской провинции все делают то, что велит император, – ответила Юлия. – Ты получишь императорскую грамоту, позволяющую отправиться в этот город и читать любую книгу в великой библиотеке. И не только в ней. Любую книгу в империи.

Гален мысленно улыбнулся, сделав над собой усилие, чтобы радость не отразилась на его лице. О, если бы Филистион был рядом! Он услышал бы слова императрицы, а Гален сказал бы ему: «Видишь? Гераклиан больше не откажет мне в просмотре запретных книг». Но Филистиона рядом не было, а от сочинений Эрасистрата и Герофила его отделяло еще одно небольшое препятствие.

– Что именно я должен сделать? – спросил Гален. Пока что императрица говорила только об отравлении, ничего не уточняя, не называя имен. – Не хотелось бы становиться новой Локустой. – (Эта молодая рабыня Агриппины, жены императора Клавдия и матери Нерона, отравила божественного Клавдия, чтобы сын Агриппины унаследовал императорскую порфиру.) – Я врач, мое ремесло – спасать жизни, исцелять людей по заветам Гиппократа, под покровительством Асклепия. А не убивать их.

– Не беспокойся ни о чем, – проговорила Юлия своим чувственным голосом, подходя к старому врачу и кладя ладонь ему на руку. Это благословенное мгновение было совсем кратким; секунда – и она отстранилась. – Дай нам отраву, больше от тебя ничего не нужно. Исполнителя подыщет мой супруг.

«Для кого же она предназначается?» – подумал Гален и едва не спросил это вслух. Впрочем, ответ был очевиден: теперешним врагом Севера являлся наместник Британии, поднявший открытый мятеж. Вместо этого грек задал другой вопрос, имевший отношение только к самой отраве:

– Тебе известно, какой яд вам нужен?

Ответ Юлии был невероятно точным:

– Смертельный, такой, против которого бессильны териак, митридат и прочие обычные противоядия. И еще: он должен действовать не сразу, а лишь через некоторое время после того, как поразит человека.

– Смертельный яд, действующий через… сколько часов?

– Разве можно добиться такой точности? – спросила удивленная Юлия.

Гален гордо улыбнулся:

– Другим врачам это недоступно, рабыне Локусте тоже. Но я, Элий Гален, могу обеспечить требуемую точность.

– Понимаю. Наилучший срок – два дня. Наш человек успеет скрыться.

– Как следует вводить яд?

– Со съестным. Думаю, это проще всего.

Гален задумался:

– Это сделает бесполезным пробователя пищи, который должен быть… который будет отравлен.

– Совершенно верно. Как все сенаторы и наместники, Клодий Альбин – яд предназначается для него, не буду отрицать очевидного – держит при себе пробователя пищи. Это помогает против ядов быстрого действия; но если ты дашь мне такой, который проявляет себя лишь через несколько часов или дней, мы добьемся желаемого.

Гален медленно кивнул – раз, другой, третий, – восхищаясь отвагой и решимостью этой женщины, беспощадной к своим врагам. В этот миг его радовало, что он оказался на ее стороне, а не на противоположной.

– У меня есть яд, который нужен императрице.

– Превосходно. Когда все закончится, ты получишь вожделенный пропуск. Что это за яд?

Врач улыбнулся и ответил загадкой:

– Тот, который мне известен и будет выдан человеку, отправленному с этим поручением.

Поклонившись императрице, он удалился.

Юлия понимала, что могла бы узнать у него состав бесценного яда, но она уважала тайны старика, знавшего столько всего о растениях, животных, недугах, способах их лечения, о жизни и смерти. Врач согласился помочь. Только это и имело значение. Его содействие – в обмен на доступ к некоей книге. Что это за редкий трактат? Юлия погрузилась в раздумья. Но вскоре ее мысли обратились к насущному: Плавтиан не должен переубедить ее мужа, окончательный замысел следует исполнить.

Валетудинарий, Поэтовий, Верхняя Паннония Двумя часами позднее

Квинту Мецию было не по себе среди полок, где стояли склянки с мазями и диковинными жидкостями. Как этот врач умудрялся таскать с собой так много сосудов с разнообразным содержимым? Ведь он сопровождал императора от самого Рима, останавливаясь по пути в отдаленных данубийских гарнизонах.

– Вот в этой склянке содержится искомое, – сказал Гален, даже не подняв взгляда от папируса, на котором что-то писал. Он прервался всего на секунду, указав пальцем на пузырек.

Меций не сказал в ответ ни слова. Подойдя к столу, он взял склянку и бережно положил в заранее припасенную сумку. Он был известен своей предусмотрительностью.

– Это смертоносный яд, – добавил старый врач, оторвавшись наконец от папируса, чтобы уделить немного внимания вошедшему. –