– Если все пойдет по плану.

Юлия улыбнулась и нежно поцеловала его в губы. Потом, лишь слегка отстранившись от его лица, сказала свои последние слова, прежде чем вновь предаться любви:

– Супруг мой, все неизменно идет по плану. И это началось даже раньше, чем тебе представляется.

LIX. Переговоры

Колония Клавдия и Алтарь Агриппины[46], Нижняя Германия Осень 196 г.

Лентул направлялся в город под названием Колония Клавдия и Алтарь Агриппины, скача без передышки, меняя лошадей на заставах. Он получал все нужное, представляясь военным трибуном и приближенным Клодия Альбина, посланный к наместнику Нижней Германии, чтобы обсудить будущее соглашение с императором Септимием Севером. Никто не препятствовал ему. Начальники пограничных застав – и на побережье Британского моря, и на Рене, – рассуждали так: один гонец не представляет собой угрозы, если же с его посланием что-то не так, пусть с этим разберется наместник Нижней Германии – отрубит ему голову или умертвит каким-нибудь другим способом. Вирий Луп, с которым предстояло говорить Северу, славился своей твердостью и беспощадностью, когда имел дело с врагами империи. Если же Альбин с Севером и вправду достигнут согласия благодаря этому посланцу, думали стражники, это предотвратит новую гражданскую войну. Последнее, чего хотел любой легионер, – драться с другими легионерами. Так Лентул продвигался – от поста к посту, от заставы к заставе.

Точно так же и солдаты Тридцатого Победоносного Ульпиева легиона, размещенного в лагере Ветера[47], без лишних слов выдали ему пропуск до Колонии, столицы провинции. То был оживленный город с двадцатью тысячами обитателей, давно ставший римской колонией.

По пути к дому наместника Лентул окинул взглядом внушительные здания форума, вспоминая события римской истории. Отравила ли Агриппина императора Клавдия? Трудно сказать. Как бы то ни было, она родилась именно здесь – Агриппина Младшая, дочь Германика, сестра Калигулы, четвертая жена императора Клавдия и мать Нерона, последнего в череде императоров первой династии. Беспредельно честолюбивая, она все время требовала от Клавдия, чтобы тот включил ее родной город в состав империи. Таким образом, Колония с давних пор имела связь с правящим семейством. Подходящее место для всяческих происков, связанных с передачей власти внутри империи – власти, которая почти двести лет переходила от очередного августа к очередному цезарю.

Лентул ехал, глядя по сторонам и размышляя. Войск внутри города почти не было видно. Тридцатый Победоносный Ульпиев легион располагался севернее Колонии; Первый легион Минервы – южнее, в крепости Бонна[48]. Еще южнее, в соседней Верхней Германии, стояли Восьмой Августов и Двадцать второй Первородный, легаты которых краем глаза, но очень внимательно следили за тем, что делает наместник Луп. Именно он, самый высокопоставленный и самый опытный из здешних военачальников, в смутные времена получал высшую власть над «германским войском» Рима. Хотя в самой Колонии почти не было солдат, она являлась местопребыванием legatus augusti pro praetore – легата-пропретора, который распоряжался всеми силами, расквартированными в Германии.

Ожидая приема у наместника, Лентул нахмурил лоб. Как никому не известный Луп, почти не имея cursus honorum, получил такую важную должность? Неужели в последние годы жизни Коммод, озабоченный своеволием троих главнейших наместников, забыл, что правитель Нижней Германии имеет немалую власть и в Верхней, что под его началом теперь находятся не три, а четыре легиона? Но, возможно, Коммод не был так уж беспечен. Наместники Британии, Верхней Паннонии и Сирии – Альбин, Север и Нигер – были видными государственными мужами и полководцами, за которыми следовало приглядывать. Луп не был ни тем ни другим и не имел поддержки в Сенате.

Лентул молча кивнул, разговаривая сам с собой. Да, Коммод знал, что делает, когда посылал Лупа в Германию. Но он не мог предвидеть, что после убийства сына Марка Аврелия серый, незаметный Луп по воле истории окажется замешан в борьбу за верховную власть, которая разгорелась между двумя наместниками, выжившими в первой гражданской войне. Сейчас именно от Лупа зависело, кто из двух самопровозглашенных августов – Север или Альбин – станет победителем в новой войне.

– Можешь войти, – сказал один из гвардейцев.

Луп принял Лентула, сидя на большой кафедре, украшенной золотыми и серебряными накладками, что выглядело совершенно нескромно. Посланец Альбина сделал верный вывод: несмотря на небогатое прошлое, наместник Нижней Германии весьма честолюбив. Он объявил о своей верности Северу, но не принадлежал к числу его родственников или друзей. А значит, оставалась надежда на соглашение.

Лентул изложил замысел сиятельного Клодия Альбина.

– Итак, он не требует от меня перехода в другой лагерь? – осведомился Луп, выгибая брови, словно не был уверен, что понял все правильно.

– Нет, – подтвердил Лентул. – Достаточно, если заслон, поставленный тобой на пути наших легионов, движущихся в сердце Галлии, будет… э-э… не слишком прочным.

Не ожидая от наместника окончательного ответа, Лентул принялся доставать из-под своего одеяния множество мешочков с золотом и драгоценными камнями, кладя их к ногам Вирия Лупа, и при этом не забывая развязывать и открывать. Тот внимательно осматривал блестящее содержимое.

Наместник Нижней Германии помолчал, два или три раза обведя взглядом помещение. Здесь были только самые надежные, преданные гвардейцы. Преданные, конечно, не ему лично, а золоту – но, похоже, Луп теперь имел его в достатке.

– Это все? – спросил Луп.

– Если мы пройдем на юг Галлии, ты получишь еще две такие посылки.

– Еще два платежа. Ясно, – пробормотал Луп, проводя ладонью левой руки по потному лицу. Затем ему в голову пришла мысль. – Я могу забрать деньги и убить тебя, оставшись в союзе с Севером.

Лентул сглотнул слюну, но тем не менее смело ответил:

– Да, но если победит Альбин, как долго твоя голова будет держаться на плечах? После свержения Севера ренское войско будет уничтожено: на него обрушатся три британских легиона и один испанский, части, набранные в Галлии, и другие силы, которые по призыву Сената присоединятся к победоносному Альбину. Это лишь вопрос времени. Напомню, что сенаторы стоят за Альбина, а не за Севера. А Сенат по-прежнему влиятелен, во многом именно он решит исход борьбы за власть. И напротив, если ты примешь деньги и согласишься с тем, что предлагает сиятельный Альбин, то с достоинством выйдешь из положения, кто бы ни взял верх. Сиятельный Альбин вспомнит, что ты помогал ему, пусть и тайно, и отблагодарит тебя. Север не узнает, о чем говорили