‒ Ура-а-а! ‒ завопил Семен и почувствовал впервые не страх, леденящий нутро, а решимость догнать и прибить врага в отместку за убитого друга.

Число русских воинов было почти в три раза меньше, чем у врага, а атаковать неприятеля пришлось вверх по склону, выбиваясь из сил, но ярость, помноженная на дух воина, решил исход боя. Русские вступили в рукопашную схватку со всей яростью, действуя малыми группами: десант был остановлен и обращен в бегство. Удивительно: если глянуть на русское воинство – кадровых военных и ополчение, одетых небрежно, порой неаккуратно, в драных, порой сапогах, могло показаться, что воинство это мало на что годится. Но в бою что-то преображалось, менялось восприятие, и эта внешняя нескладность преобразовывалась в слиток единства и решимости, неуступчивости и находчивости, жертвенности, а в итоге в дух победителя.

Было видно, как побежали, не стерпев напора русских, солдаты десанта, а впереди были уже видны гребень сопки и отчаянно мечущиеся у края обрыва солдаты противника: перед ними разверзлась круча скалистого спуска к воде. Десантники смотрели вниз, затравленно суетясь и озираясь на приближающиеся группы защитников порта и наконец, решившись, начинали спускать, но срывались, падали на камни и разбивались, калечились и уже малоподвижные ждали смерти, превозмогая боль среди камней. Те, что сумели спуститься и еще способные идти, кинулись вдоль берега к оставленным при высадке шлюпкам.

Отступая вверх по склону, частично отрезанные от пологого берега, солдаты десанта оказывались на краю высоченного обрыва к берегу бухты. И тут пришло возмездие – приходилось многим прыгать вниз, спускаться по круче, обрываясь в спешке: десятки солдат покалечилось, унося ноги к усыпанному камнями берегу, устремляясь к шлюпкам. С кораблей пытались обстреливать контратакующих защитников, но скоро стали сниматься с якоря, опасаясь захвата шлюпок и атаки на абордаж. Шлюпки и боты были заполнены раненными, искалеченными при падении с кручи десантниками, и путь по морю был для них непрост: грести веслами способны были не все.

В коротком, жестоком бою, на грани отчаяния, враг был сброшен с Никольской сопки в море. На склоне сопки среди русских берез в высоченной камчатской траве десантники оставили знамя британской королевской морской пехоты и десятки убитых десантников. Потери десанта оказались настолько значительными, что решиться на новую атаку, враг уже смог.

Через неделю после прихода в бухту, предприняв два неудачных штурма, флотилия союзников утром ушла из бухты. На берегу в заливе Тарья остались многочисленные захоронения павших, среди которых могилы командующего эскадрой, командира десанта, убитых солдат и матросов. Многие десантники остались на дне бухты, которую они пытались захватить.

Атака была отбита, но было ясно, что это временное отступление, после которого следует ждать нового приступа враждебной эскадры, более подготовленной, чтобы добить защитников порта.

Александра Максутова перевязали наспех, на носилках спешно доставили в лазарет. Здесь лейтенанта и встретила Сероглазка, с самого утра занятая ранеными. Александр был без памяти, его тело, искореженное пушечным ядром, требовало срочной и серьезнейшей медицинской помощи, но единственно, что смог сделать лекарь, это провести операцию и убрать раздробленную и совершенно уже бесполезную для живого князя руку.

Погода не баловала на исходе лета защитников порта: пошли дожди, сырость проникла в полуразрушенный попаданием ядра дом. Сероглазка металась между раненными, оказывая им помощь, и всякий раз возвращалась к лейтенанту. Плакать сил не было, страданий молодого человека это не облегчало, а помочь умирающему и еще совсем юному герою не было возможности. Оставалось только молиться, что и делала Сероглазка, поставив образ Николая Чудотворца у изголовья князя Максутова.

Князя навещали многие. Приходил Завойко с супругой, сослуживцы с «Авроры». Положение князя Максутова было ужасно: в горячке, без руки с ужасными травмами спины, он едва мог шевелиться и очень страдал от боли. Через неделю мучений князь скончался от ран и был похоронен на берегу бухты в отдельной могиле, над которой позже установили металлические ажурный крест и высокую ограду.

Часто приходила к могиле князя Сероглазка. Здесь у земляного холмика на склоне сопки, обращенной в сторону бухты и порта, которые защитил Александр, много было передумано и вспоминалось только хорошее: добрые слова и те чувства между молодыми людьми, которые разгорелись, но остались лишь в памяти, как воспоминания о нереализованном чувстве.

За свой подвиг князь Александр Максутов был награжден орденом Святого Георгия.

К сожалению уже в двадцатом веке, в период Советской власти могила молодого совсем офицера, героя, подвиг которого был значительным, как пример стойкости, веры и преданности Отечеству, оказалась утерянной.

Дальняя зимняя дорога

В Иркутск с Камчатки донесение о сражении в акватории Авачинской бухты прибыло уже глубокой осенью. Отличившийся в боях князь лейтенант Дмитрий Максутов, брат героически сражавшегося и погибшего Александра, с честью доложил губернатору Муравьеву об итогах сражения и о положении города в ожидании нового штурма. Что таковой последует с наступлением лета, не сомневались ни в Петропавловске, ни в Иркутске.

Губернатор Муравьев рассуждал относительно положения дел с обороной порта на Камчатке, собрав чиновников администрации губернатора:

‒ Помочь Завойко с отражением грядущей осады и атаки нам недостает сил. Противник зол за первоначальный свой провал и наверняка пришлет флот по более того, что был изначально. Такая, знаете, поднялась шумиха в европейской прессе, что будь жив адмирал Прайс, он уж верно снова бы убил себя, не стерпев яростной критики в свой адрес. Такие вот дела, господа! Дела скверные! Как бы нам не потерять славную бухту Авачу! Займут англичане, потом много сил придется потратить, чтобы воротить землицу и порт нашенские.

‒ Так, что нам Николай Николаевич, делать? Будет ли указ из столицы? Время идет, не пора ли отправить курьера с приказом губернатора, чтобы успеть к сроку.

‒ Ждем, господа. Распоряжаться территориями Отечества нашего мы не в праве. Будем надеяться, ‒ успеет указ в срок. Поймите – уйдем из порта, можем его потерять на века.

В первых числах декабря в Иркутск «прилетел» на взмыленных лошадях курьер из столицы. Сразу несколько указов, письма и пресса из Санкт-Петербурга достигли адресатов. Один из указов касался судьбы камчатского гарнизона и порта, только в августе героически отбившегося от эскадры союзных войск. В указе предписано, что следует эвакуировать гарнизон и вооружение обороны порта, увести из гавани русские корабли в направлении устья реки Амур, чтобы военное имущество и победа врагу не достались.

И вот пятого декабря курьер передал срочную депешу в канцелярию генерал-губернатора. Муравьев тут же отдал приказ срочно найти есаула Платона Мартынова, уже намеченного заранее для отправки на Камчатку.

Повод