батарей. В случае удачной атаки город практически был бы окружен: враг заходил в город с двух сторон, охватив Никольскую сопку, закрывая возможность отхода для защитников вдоль озера. Только крутые склоны Красной сопки, заросшие редким лесом, кустами и травой, за спиной защитников еще оставляли возможность для пешего отступления вглубь прибрежной территории, но в этом случае город был бы потерян.
Десанту, высадившемуся на косе у Култушного озера, для успешной атаки, было необходимо захватить еще одну батарею на дальнем берегу озера, уже на самых ближних подступах к порту. Эта линия пушек и была поставлена на тот случай, если батарея Коралова на берегу бухты падет. Замысел врага был понятен – сбить вторую батарею у Култушного озера и атаковать порт с юга от озера. Но Озерная батарея, прикрывающая порт и город с юга, оказалась неприступной для десанта. Шрапнель из всех стволов решила исход перестрелки между десантниками и артиллеристами. Попавший под огонь десант не находил укрытий от раскаленного града и кинулся вдоль берега под защиту заросшего лесом, обращенного к порту, склона Никольской сопки.
Десант, едва оправившись после броска под огнем пушек, хоронясь за кряжистыми камчатскими березами, путаясь в кустах рябины и жимолости, стал спускать по склону к порту, постреливая на ходу, надвигаясь яркой, раскрашенной красно-синими мундирами, тучей на город. Здесь, на склоне Никольской сопки десант был неуязвим и явно приободрился, ‒ загремел невесть откуда взявшийся барабан, и стяг королевской гвардии замелькал среди русских берез.
Губернатор Завойко с тревогой следил за атакой десанта на город: ситуация была близка к критической. Точка наблюдения, с которой губернатор осматривал место сражения, было выбрана на склоне Красной сопки. С высоты сопки открывался вид на бухту, заросший лесом склон Никольской сопки, вытянувшийся перед портом и явившийся теперь удобным полигоном для прямой атаки неприятеля.
Десант, сосредоточившись на склоне Никольской сопки, перемещался под общую команду вдоль склона от разбитых батарей Максутова слева и Коралова справа. Завойко, отметив действия врага, тут же отправил посыльных с наблюдательного пункта с приказом собирать все имеющиеся силы для отражения атаки. В этот самый тяжелый момент сражения с фрегата «Аврора» высадились одна стрелковая и две абордажных партии, подтянулись и вооруженные гражданские, вышли на бой все, кто мог еще усилить отражение десанта.
Семен Гладков и Гаврила Окунев снова оказались в одной команде и поднимались по склону сопки через вымахавшую за лето высоченную траву, хоронясь за стволами берез. Впереди стала слышна барабанная дробь и скоро стали видны и солдаты десанта. Их яркая сине-красная одежда, сосредоточенные лица мелькали уже впереди. Идти вверх по склону через высокую траву было тяжело. Семен и Гаврила привычно держались рядом и шли теперь друг за дружкой, держа наперевес взведенные ружья с примкнутыми штыками. Штыки были покрыты влагой от лесной сырости, намокли и сапоги и штаны, полы шинелей: идти было тяжело. Рядом с земляками, чуток впереди и поотстав от них, шли другие бойцы из отряда защитников города. Шли молча, сосредоточенно вглядываясь между деревьев и кустов вперед, ожидая противника. Скоро впереди среди травы показались плечи и головы солдат врага с яркими шапками на головах. Стали вскоре проявляться усатые и бритые лица с расширенными от страха и повышенного внимания глазами, скривленными раскрытыми ртами. И вдруг стал слышен, и зазвучал инородный крик десятков глоток. Казалось, кричали что-то несвязное, бессмысленное, но явно проступал признак нарастающей паники. Стали слышны и команды и вдруг прозвучал прорвавшийся голос отчаяния, в ответ грянул выстрел, другой, третий и застрекотало со всех сторон.
Вдруг перед Семеном сбоку возник из-за ствола толстенной березы солдат с ружьем, пристегнутый штык сиял острым наконечником. Глаза у солдата были широко раскрыты, в них поселился и жил теперь, верша поведением, страх, и Семен, поначалу опешил от неожиданности, встретив врага столь близко, оторопел и остановился, глядя, как делает неловкий выпад в его сторону десантник. И еще бы мгновение и сверкающий кончик штыка вошел бы в Семкину брюшину, но выпущенная кем-то пуля угодила солдату в грудь, и он присел на подломившихся ногах и завалился неловко вперед, кулем вниз по склону, не выпуская ружья. Семен очнулся и глянул через плечо и увидел знакомого мужика из охотников, промышлявших на морского зверя на побережье. Тот, сделав выстрел, теперь заряжал ружье, прижавшись спиной к березе, чтобы не попасть под огонь спускающихся по склону десантников. Делал свое дело охотник спокойно по-деловому, словно и не было встречного боя и не ломились сверху настроенные серьезно люди, прибывшие их всех убить.
Семка прокричал охотнику что-то с благодарностью, но тот был занят и только кивнул косматой головой в знак одобрения.
Впереди уже кипела схватка. Группа защитников порта, перемешавшись между собой, схватилась с десантниками в рукопашной. Трещали выстрелы, кто-то рядышком охнул и осел, уткнувшись в ствол разбитой пулей березы головой, а затем повалился на бок: из раскроенной головы обильно текла кровь, заливая свежую траву. Кровь сочилась и по коре березы густыми чернеющими уже каплями. На Семена сбоку налетел здоровенный, с красным перекошенным лицом, что-то орущий огромным щербатым ртом, десантник. Семка только и успел отбить ствол его ружья со штыком, но тут же получил прикладом в плечо и в голову. Семен присел от удара и выставил штык навстречу рослому десантнику и только теперь вспомнил, что ружье у него еще не разряжено. Семен нажал курок и солдат с лихо закрученными усами и ошалелыми глазами с занесенным уже для удара штыком рухнул навзничь сраженный пулей.
Тут к Семену подбежал запыхавшийся Гаврила без фуражки с распоротой полой шинели. Парень был возбужден, глаза горели, а через всю щеку пролегала кровоточащий глубокий порез.
‒ Ты, как? Живой? Ну, брат, заваруха у нас там случилась! Завалили англичанина с флагом и офицера ихнего. Уж так он отбивался, так брыкался, орал дико, видать по-матерному, а все равно завалили его! Мне вот досталось! ‒ возбужденный прокричал Гаврила и ринулся дальше, грозно выставив ружье со штыком.
Тут густо ударили пули, чуть с запозданием застрекотало сверху, и Гаврила вдруг согнулся и, падая, ткнулся, сначала штыком в землю, а затем и всем телом в траву на склоне.
Семен склонился на миг над товарищем, а тот засучил ногами примятую траву, сдавленно закричал от боли, но тут же успокоился и потянулся, выдыхая с хрипом воздух.
‒ Браток, ты потерпи, я скоро вернусь, ‒ зашептал Семен и бросился вслед за всеми вверх по склону, уже не думая о павшем товарище, а только внимательно выглядывая впереди мечущихся
