– Они мертвые, Джим. Все до единого.

– Нам надо сматываться, Гек.

– Как ты меня нашел? – спросил парнишка.

– Повезло. Я случайно на вас наткнулся.

– Они все мертвые.

Я потянул мальчика за собой к деревьям.

– Нет, сюда, – сказал он.

Я отправился следом за ним в противоположную сторону, сквозь частокол тюльпанных деревьев и вниз по косогору к реке.

– Эта дорога надежная? – уточнил я.

– Ты не поверишь, что я нашел, – едва не со смехом ответил Гек. – Джим, ты просто не поверишь.

Он оказался прав. Я и правда не верил глазам.

– Неужели это наш плот?

– Его вынесло на берег день-другой назад. Я починил его, заново связал бревна.

Уже рассвело.

– На реку днем? – подумал я вслух.

Я поглядел туда, где остались лежать убитые. Близость убитых белых еще ни разу не обернулась для чернокожих ничем хорошим.

– Садитесь на плот, – сказал я.

Мы забрались на плот и оттолкнулись от берега.

– Джим, – произнес Гек.

– Что?

– Почему ты так странно говоришь?

– Об чем енто вы? – спросил я, объятый тревогой.

– Ты говорил… не знаю… не как раб.

– А как говорит раб?

Гек впился в меня взглядом.

– Я ить иначе и разговаривать не умею. Испужали же вы меня. И как енто я странно говорю?

– Сейчас уже нет, но, честное слово, именно так ты и говорил.

– А сейчас, Гек? Как я говорю сейчас?

– Сейчас нормально.

– Божечки, ну и славно.

Гек снова бросил на меня подозрительный взгляд.

Глава 18

Река здесь, ниже по течению, была широкая, местами добрые полторы мили. А поскольку мы плыли ночами, она по этому случаю была в полном нашем распоряжении. Широкий большак в пугающее никуда. Пароходы предпочитали курс далеко в стороне от нас и казались такими маленькими, будто вовсе и не опасные. Гек с большим удовольствием рассказал мне о кровной вражде Шепердсонов и Грэнджерфордов, о нескончаемой битве между семействами и о том, как его приютили Грэнджерфорды. Я так уморился, что слушал его без особого интереса.

– Этот папаша Грэнджерфорд был человек хороший. Он мне чем-то напоминал судью Тэтчера. Вот разве что книг отродясь не читал, но вел себя так, будто читает. Понимаешь, что я имею в виду?

– Пожалуй, – ответил я.

– И эта София, конечно, красавица. Но вот втюрилась по уши в Гарни Шепердсона. Чего-то увидела в нем, чего я не видал.

– Отчего ж эти семьи так друг друга возненавидели?

– Не знаю. Но даже я понимал: если Гарни с Софией сойдутся, добра не жди.

– Так и вышло, – согласился я.

Гек замолчал.

Как-то утром, привязав наш плот к веткам дерева в стоячей воде близ отмели, мы с Геком увидели песчаный берег в устье протоки, где можно выкупаться и, пожалуй, помыться. Там-то мы и нашли спрятанное каноэ. Судя по виду, оно лежало там давным-давно, поскольку в нем было полно сухих листьев, земли и паутины. Но корпус был целый.

– Ну ты подумай, – заметил Гек. – Одно каноэ потеряли, другое отыскали. От чего ушли, к тому и пришли, так?

– Так, – согласился я.

Мы отчистили лодку, и Гек сказал, что готов отправиться в небольшое приключение.

– Енто как? – спросил я.

– Поднимусь-ка я на каноэ по этой протоке, испытаю его. В дырявой лодке на большой реке делать нечего.

Я понял, что Геку по-детски хочется поиграть.

– И то верно, – сказал я. – А я здесь обожду, покамест переметом займуся.

– Договорились, я скоро.

Я помог ему столкнуть каноэ в воду. Видно было, что история с враждующими семействами встревожила Гека. Своими глазами увидеть убийство всегда тяжело. Тем более для ребенка. По правде сказать, я сам-то нечасто видел убийства, разве что изо дня в день жил с этой угрозой, в этой опасности. Тот, кто видел одно линчевание, все равно что видел десяток. Тот, кто видел десяток, все равно что увидел сотню – с характерною позой трупа, склоненной головой, скрещенными ногами.

Книги мои снова вымокли, и спасти их на этот раз вряд ли удастся. Я, как мог, постарался высушить страницы. По крайней мере, на свободных местах можно что-нибудь нацарапать моим сокровищем. Я рассматривал эту палочку, обошедшуюся так дорого. Я понятия не имел, забили Джорджа-младшего до смерти или все-таки пощадили; узнать не было ни единой возможности. Но я понимал, что ради него обязан написать что-нибудь важное. Мягкий грифель оставлял темную отметину. Я решил сильно не нажимать на него, чтобы карандаша хватило как можно дольше. На нем было вытиснено слово FABER. Не взять ли мне такую фамилию? Джеймс Фабер. Вроде неплохо.

Я закрыл глаза, а когда открыл, увидел, что из воды вышел сухопарый, но не слишком высокий человек и направляется ко мне. Его угловатые черты можно было бы счесть благородными, но я воздерживаюсь от подобных суждений о человеке, пока не услышу, что́ он говорит.

– Да это же Джон Локк, – сказал я.

– Джеймс.

Я сознавал, что крепко сплю и вижу сон, но не знал, сознает ли это Джон Локк.

– А я о вас вспоминал, – признался я. – Размышляя о лицемерии.

– Даже не начинай, – сказал он. – Это была работа. После того как я написал конституцию для Барбадоса, каролинцы попросили меня написать и для них тоже, и я написал.

– То есть вы утверждаете, если вам как следует заплатить, вы не видите большой беды в том, чтобы отказаться от всего, что сами же провозгласили добродетельным и справедливым.

– Если ты так ставишь вопрос… – произнес он.

– Если я так ставлю вопрос, то что?

– Им нужна была конституция, которая оправдала бы их поступки. Не напиши ее я, написал бы другой. А коли так, то какая разница?

Я уставился на него.

– Это вы мне скажите, – ответил я.

– Некоторые говорят, что мои представления о рабстве сложны и неоднозначны.

– Запутанны и неоднородны.

– Взвешенны и нетривиальны.

– Извилисты и противоречивы.

– Изощренны и замысловаты.

– Лабиринтообразны и подобны творению рук Дедала.

– Отлично подмечено, мой темнокожий друг.

– Джим! Джим! – крик Гека расколол воздух.

Локк снова скрылся в воде.

Гек приплыл с двумя белыми мужчинами. Я испугался было, но заметил испуг на их лицах. Обоим было так страшно, что на цвет моей кожи они даже не обратили внимания. Тут я услышал собак.

– Гребите сюда, Гек. Давайте привяжем плот к каноэ да и ходу.

Собачий лай нагнал на меня такого страху, что я действовал не раздумывая. Ни один, ни другой из наших визитеров пальцем не шевельнули, чтобы помочь. Но мы и вдвоем с Геком проворно вывели плот