– Тебе ведь нужно что-то есть, – сказал Джордж- старший.

– Нет, он прав, – вмешался Пьер. – Если узнают, что мы ему помогли, еще неизвестно, что сделают эти ублюдки.

– Это как раз известно, – возразил Джосайя. – Прекрасно известно, что именно они сделают.

Я посмотрел на Джорджа-старшего.

– Они правы. Я добуду себе пропитание. До сих пор же как-то справлялся и дальше буду.

Пьер взглянул на мои книги.

– А это тебе зачем?

– Они меня утешают, – пояснил я.

– Это я понимаю, – сказал Джордж-старший.

После этого Пьер, казалось, смягчился.

– Лучше бы нам вернуться до того, как начнут пересчет.

– Мне нужна одна вещь, – произнес я.

Мне было неловко об этом упоминать, ведь я сам только что сказал, что не хочу быть им обузой.

– Какая же? – спросил Пьер.

– Карандаш.

– Что? Карандаш? – Пьер посмотрел на других, словно хотел сказать: “Я же вам говорил”. – Зачем рабу, черт возьми, понадобился карандаш? Ты собрался писать письмо? И кому, черт возьми, раб отправит письмо?

– Президенту? – пошутил Джосайя.

– Я добуду тебе карандаш, – пообещал Джордж-младший. – Ты правда умеешь писать?

Я кивнул.

– Ладно, – сказал Пьер. – Джордж-младший добудет тебе карандаш. – Он взглянул на меня. – Карандаш.

Глава 15

Раздобыть пропитание оказалось нетрудно. Я же раб. Я привык любой ценой добиваться своего. И я приспособился жить на реке. Краппи, сомы и ягоды. Там, где я устроил лагерь, никто не ходил. Я прислушивался, не услышу ли лай собак, но эти жуткие звуки ни разу не раздались. Минуло два дня, я продумывал разные способы поисков Гека, но ни один из них не имел смысла. Я читал. Я никогда не чувствовал себя настолько беззащитным и уязвимым, как с открытою книгой среди бела дня. Что, если меня заметит кто-нибудь из надсмотрщиков со здешней плантации? Или раб, которого напугает эта картина? Или раб, который попросту решит выслужиться перед хозяином? Некоторые рабы утверждают, будто все хозяева разные – одни хорошие, другие плохие. Но большинство из нас полагает, что разница между ними, может, и есть, а различия нету.

Я читал и читал, но сознавал, что на деле мне нужно писать. Мне нужен был карандаш. Я не мог уследить за своими мыслями. Вскоре я уже потерял нить своих рассуждений. Наверное, потому что никак не мог перестать читать, чтобы освободить место в голове. Я был как тот человек, который не ел месяцами, а потом обожрался до тошноты. И книги мои, едва я дочитывал их, оказывались не тем, чего я хотел, не тем, что мне было нужно. Так называемая история Венчера Смита, изложенная им самим, злила меня тем больше, чем больше я в нее вчитывался, гадая, каким образом пятилетний мальчишка ухитрился запомнить столько подробностей, причем разумных и ясных. Я уже осознал, что лжи свойственна аккуратность, я вынес этот урок из тех историй, которые рассказывают белые, дабы оправдать мое положение. Я понял, как Вольтер представляет себе терпимость в том, что касается религиозных различий, но, хоть я читал его труд с увлечением, все-таки отдавал себе отчет, что интересует меня не содержание, а развитие повествования, то, что скрывается за его ложными умозаключениями. После всех этих книг Библия занимала меня в меньшей степени. Я не мог за нее приняться, не желал за нее приниматься, а потом вдруг догадался, что воспринимаю ее как орудие моего врага. Я употребил слово “враг”, и по-прежнему употребляю, ведь “угнетатель” непременно подразумевает и жертву.

В сумерках заморосило, и комары притихли. Серьезное облегчение. Притихли и звуки леса. Шагов Джорджа-младшего я не слышал, и он меня напугал.

– Извини, Джим, – сказал он.

– Ты тут ни при чем. Это я обленился. Надо впредь держать ухо востро.

Он посмотрел на небо, дождь капал ему на лицо.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

– Я принес тебе кое-что.

Джордж-младший сунул руку в карман и достал огрызок карандаша. Тот лежал на его широкой ладони, как птичка.

– Господи боже, – проговорил я.

– Он не очень большой, – произнес Джордж-младший.

– Он огромный. Вот диво. Спасибо тебе, Джордж-младший.

– На здоровье.

– Где ты его раздобыл?

– Я его украл.

Он заметил мой всполошенный взгляд.

– Джордж-младший!

– Никто ничего не заметил.

Улыбался он совсем как ребенок и радовался заразительно.

– Ты страшно рисковал, – заметил я.

– Пустяки. Хозяин сидел на крыльце, что-то писал, налетел ветер, разбросал его бумаги. А я как раз во дворе рыл лунку под азалию, ну и подбежал, помог ему собирать бумаги. И в суете прикарманил его карандаш. А когда он его хватился, угадай, что я сделал?

– Что?

– Помог ему искать.

Мы рассмеялись.

– А ты умеешь писать. Если ты умеешь писать, тебе нужен карандаш. Жаль, я не умею. Что ты расскажешь, Джим?

– Пока не знаю.

– Расскажи свою историю, – посоветовал он.

– Что ты имеешь в виду? Рассказать мою историю? Как ты предлагаешь мне рассказать мою историю?

Джордж-младший уставился на свои ноги. Я последовал его примеру. Ноги были босые, большие пальцы дергали мокрые травинки. Он посмотрел мне в лицо.

– Уши тебе помогут, – сказал он.

– Как это?

– Твои уши помогут тебе рассказать историю. Прислушивайся.

– Я попробую.

И Джордж-младший был таков. Стояла ночь. Он произвел на меня впечатление, и хотя я толком не понял, о чем он меня попросил, однако осознавал, что совет он дал мне глубокий. Еще я не знал, понятия не имел, о чем именно буду писать и почему буду писать об этом, но, как и было сказано, непременно прибегну к помощи ушей.

Я взял в ладонь карандаш. В длину он был дюйма три. И на ощупь плотный, как камень.

В глуши ночной из глуши лесной послышался лай и вой собак. Я еще туже сжался в комок на корнях дерева, служивших моей постелью. На этом дереве обитала енотиха. Она привыкла ко мне и в темноте, как ни в чем не бывало, шастала мимо. Но сегодня осталась на высокой ветке, прислушиваясь к собакам. Мы с ней были животные и не знали, который из нас добыча. Мы рассудили, что добыча мы оба. Я подумывал было бежать, оставив мою подругу-енотиху, но в какую же сторону бежать от молнии?

Глава 16

Меня зовут Джеймс. Хотел бы я рассказать мою жизнь с чувством истории, а не только усердия. Меня продали при рождении, потом продали еще раз. Мать моей матери была родом с африканского континента: так мне говорили – а может, я догадался сам.