Впрочем, своими «правами» крестоносцы пользовались недолго. Вскоре Никейская империя (правители которой были потомками последнего византийского императора) отбила у них азиатские владения, а в 1261 году – и Константинополь.

Сто лет спустя, в середине XIV века, земли Троады были захвачены турками-османами. На этом жизнь последнего троянского поселения завершается. Правда, какие-то люди в XV и в начале XVI века еще продолжали заниматься сельским хозяйством на территории Нижнего города, и люди эти были не турками.

Если говорить о Троаде в целом, то в конце XV века здесь появляются еврейские беженцы из Испании, а во второй половине XVI века поселяется довольно много христиан. Но город на Гиссарлыке они уже не восстанавливают{845}.

В середине XV века султан Мехмед II Завоеватель захватил Константинополь. Мехмед был образованным человеком и поклонником Гомера. Троянцев Приама он считал азиатами (что формально соответствовало истине, поскольку они жили в Малой Азии), а значит, людьми, близкими ему по крови.

Сохранился средневековый текст, так называемое «Письмо Морбизана», в котором некий султан, обращаясь к Римскому папе, называет себя и свой народ дарданцами, потомками Тевкра. Это письмо иногда приписывали Мехмеду II, хотя, скорее всего, оно не имело к нему никакого отношения. Некоторые исследователи думают, что текст этот был создан еще в XIV веке, другие вообще считают его фальсификацией{846}.

Но независимо от подлинности письма, Мехмед II, согласно другому, гораздо более достоверному источнику, сочувствовал троянцам, и покорение европейских земель было, с точки зрения султана, прекрасной местью ахейцам (действительно, все территории, посылавшие корабли под Трою, входили к этому времени в его империю). Сановник Мехмеда II, византийский историк Михаил Критовул, так описывал визит султана на развалины Трои.

Султан Мехмед II. Прижизненный портрет кисти Джентиле Беллини

«Он сам со своей армией пересек Геллеспонт, прошел маршем Малую Фригию[120] и достиг Илиона.

Он осмотрел руины и следы древнего города Трои, его размеры и место его нахождения, и все преимущества местности, и его удачное расположение по отношению к суше и морю. Он поинтересовался могилами героев – Ахиллеса, Аякса и остальных. И он восхвалил их, их память и их дела, и поздравил их с тем, что у них есть такой человек как Гомер, чтобы восславить их. Рассказывают, что он сказал, покачав слегка головой:

“Бог дал мне, пусть и через много лет, право отомстить за город и его жителей. Потому что я покорил их врагов и я разграбил их города, и сделал их добычей мисийцев[121]. Они были греками, и македонцами, и фессалийцами, и пелопоннесцами – те, кто опустошили это место в прошлом и чьи потомки теперь, моими усилиями, отдали долг справедливости, хотя бы и через много лет, за их неправедное отношение к нам, азиатам, в те, да и во многие последующие времена”»{847}.

Новый Илион был окончательно покинут людьми лишь в XIV веке, и никаких сомнений по поводу того, где он стоял, до Нового времени не существовало. Когда в XV веке Мехмед II прибыл в Троаду, чтобы почтить память героев Троянской войны, он без долгих поисков «осмотрел руины и следы древнего города Трои» – за сто лет ни руины, ни память о Новом Илионе не могли исчезнуть; хранилась и память о том, что Троя Приама стояла именно здесь.

История о том, что Генрих Шлиман первым поверил в достоверность Гомера и нашел древний Илион, сообразуясь лишь с текстом великого аэда, – это в значительной мере легенда. В течение почти трех тысяч лет, с глубокой древности и по крайней мере до конца Средних веков, Новый Илион (а значит, и холм Гиссарлык) обычно отождествлялся с древним городом Приама. Лишь очень немногие, вслед за Страбоном, считали, что Троя находилась хотя и поблизости, но в другом месте.

Только в XVII веке на этот счет появляются серьезные сомнения: традиция прервалась, руины разрушались, потомки прежних жителей были в основном вытеснены турками-османами. Европейские путешественники, бывавшие в этих местах и оставившие свои записки, занимались поисками Трои Приама, но часто отождествляли ее с Сигеем или с Александрией Троадской. Впрочем, уже в первой половине XVII века английский путешественник Джордж Сандис предположил, что описанные Гомером Скамандр и Симоент – это турецкие реки Мендерес и Дюмрек.

Во второй половине XVIII века англичанин Роберт Вуд – писатель и путешественник – впервые занялся троянской проблемой специально. Он дважды посетил Троаду и провел здесь серьезные топографические изыскания. Результатом этих изысканий и анализа текста «Илиады» стала книга «Опыт о прирожденном гении и творениях Гомера» – «An essay on the original genius and writings of Homer». Вуд не нашел развалин гомеровской Трои (он считал, что от них ничего не осталось), но зато изучил топографию Троянской равнины и пришел к выводу, что сформировалась она в значительной мере уже после войны за Елену, что в дни войны перед городом лежала большая бухта и что русла рек сильно изменились за прошедшие века. Вуд считал, что поэмы Гомера – не выдумка гениального поэта, а порождение устной традиции и что Трою можно найти, если хорошо поискать.

В конце XVIII века в Троаду приехал другой исследователь, француз Жан Батист Лешевалье – астроном, археолог и литератор. Он продолжил исследования местности и, вслед за Вудом, подтвердил точность гомеровской топографии. Троя, по его мнению, находилась на холме Бали-Даг возле селения Бунарбаши, в восьми километрах к югу от Гиссарлыка и в десяти от Эгейского моря. Здесь имелись источники, которые он отождествил с теми, что, согласно Гомеру, били под стенами Трои, «образуя истоки пучинного Ксанфа»{848}.

К этому времени уже появились разногласия по поводу расположения не только Трои Гомера, но и руин Нового Илиона – на карте XVIII века этим именем были обозначены развалины города, который начал, но так и не закончил строить император Константин, искавший место для своей новой столицы.

В XIX веке троянская тема становится модной, и ею занимается множество исследователей. Шлиман в книге «Илион» приводит длинный