сверкавшим каплями росы, и уснул, забыв о гремящей внизу битве.
Теперь Посейдон смог возглавить оборону ахейцев. В этом бою Гектор сошелся с Аяксом Теламонидом, с которым он еще вчера обменялся подарками. Аякс оглушил своего противника ударом камня, и товарищи вынесли Гектора из боя и положили на берегу Скамандра.
Зевс пробудился от сна и увидел, что успехи троянцев не так велики, как он обещал Фетиде. Отругав коварную супругу, Зевс приказал отозвать Посейдона с поля боя, а Аполлону велел немедленно исцелить Гектора. Затем владыка Олимпа изъявил свою волю по поводу дальнейшего хода войны: ахейцы ударятся в бегство и бой переместится к самым кораблям, Патрокл вступит в битву и убьет много троянских воинов, в том числе Сарпедона сына Зевса, после чего Гектор пикой убьет Патрокла и в конце концов сам падет от руки Ахиллеса.
Все случилось так, как повелел Зевс. Ахейцы отступили к самым кораблям, и Патрокл обратился к Ахиллесу с просьбой: он хотел надеть доспехи друга и повести в бой его мирмидонцев. Патрокл надеялся, что троянцы примут его за сына Пелея, и это внесет страх в ряды противника. Когда запылали первые корабли и Ахиллес понял, что в случае поражения они не смогут выйти в море, он сам собрал своих воинов и поставил Патрокла во главе отряда, насчитывавшего около двух с половиной тысяч человек.
Подвиги Патрокла в этой битве были под стать подвигам самого Ахиллеса. Он сразил множество врагов, в том числе одного из любимейших сыновей Зевса, ликийца Сарпедона.
Стараниями Патрокла удача вновь повернулась к ахейцам, и троянцы были отброшены к стенам Илиона. Патрокл был готов ворваться в город и сделал бы это, если бы его не остановил Аполлон. Бог возгласил:
Богорожденный Патрокл, отступи! Не тебе твоей пикой
Город отважных троянцев назначено роком разрушить,
Ни самому Ахиллесу, хоть он тебя много сильнее!{534}
Патрокл не посмел ослушаться бога и отступил. Но это не спасло героя – его смерть была предрешена волею Зевса. Аполлон, укрытый мраком, подошел к Патроклу и «ударил в широкие плечи и спину», а потом сбросил с его головы шлем и «брóню на нем распустил»{535}. Лишенный доспехов Патрокл был ранен одним из троянских воинов и без боя добит Гектором, который тут же облачился в снятые с Патрокла доспехи, некогда подаренные богами отцу Ахиллеса.
Вокруг тела павшего Патрокла закипела битва – ахейцы стремились перенести его в лагерь, чтобы свершить похоронные обряды, а Гектор хотел надругаться над трупом врага и обещал богатую награду тому, кто «Патрокла,– пускай уж убитого,– вырвав из боя, в руки троянцев отдаст»{536}.
В битву за тело товарища вступил и Менелай. Надо сказать, что Менелай был не самым храбрым воином (Елена выбирала себе мужей явно не за воинскую доблесть), и поначалу он боялся подойти туда, где шел особенно яростный бой. Но Афина решила вдохновить его на подвиги и наполнила ему сердце «смелостью мухи». Муха была у греков символом бесстрашия:
Сколько ни гонит
С тела ее человек, неотвязно все снова и снова
Рвется ужалить его, и желанна ей кровь человечья{537}.
И действительно, теперь Менелай бестрепетно ринулся в бой и вынес тело Патрокла, в то время как Аякс Теламонид и его тезка Аякс сын Оилея сдерживали натиск троянцев.
Узнав о гибели друга, Ахиллес впал в отчаяние. Он отрекся от своего гнева против Агамемнона и примирился с вождем. Пелид готов был снова идти в бой, чтобы отомстить Гектору за смерть Патрокла. Но поскольку его доспехи достались врагу, ему пришлось дождаться, пока Гефест, по просьбе Фетиды, изготовит для него новые. Впрочем, бог-кузнец выполнил заказ за одну ночь.
В эту ночь троянцы, как и накануне, по приказу Гектора ночевали в походном лагере. Наутро армии сошлись для нового боя – теперь, по дозволению Зевса, в нем принимали участие и боги.
Против владыки, земных колебателя недр Посейдона,
Выступил Феб-Аполлон, готовя крылатые стрелы;
Против Ареса пошла совоокая дева Афина;
Гера богиня сошлась с Артемидою, сыплющей стрелы,
Шумною, золотострельной, родною сестрой Дальновержца;
Выступил против Лето могучий Гермес благодавец;
Против Гефеста – поток широчайший, глубокопучинный:
Боги зовут его Ксанфом, а смертные люди – Скамандром…{538}
Ахиллес вступил в единобрство с Энеем. Эней не мог пробить сделанные богом доспехи Ахиллеса, и сыну Анхиза грозила гибель. Однако в дело вмешался Посейдон. Он решил спасти Энея, «чтоб без потомства, следа не оставив, порода Дардана не прекратилась». Бог объявил:
Род же Приама царя Крониду[85] уж стал ненавистен.
Будет править отныне троянцами сила Энея,
Также и дети детей, которые позже родятся{539}.
Некоторые авторы действительно сообщают, что после падения Илиона окрестными землями стал править Эней. Более распространено мнение, что Эней с группой соратников и родственников отплыл из Троады и основал колонию в Италии. Так или иначе, предсказание Посейдона сбылось – сын Анхиза возглавил немногих оставшихся в живых троянцев и дарданцев. А пока что бог, чтобы спасти будущего родоначальника римлян, обошелся с ним крайне неуважительно: он «поднял с равнины Энея на воздух и бросил с размаха»{540}. Эней вылетел за пределы поля боя, и там Посейдон объяснил герою, что сражаться с Ахиллесом ему не по силам.
Пелид же с изумлением обнаружил, что противник его исчез, и стал гнать троянцев в сторону города, пока они не добежали до Ксанфа-Скамандра.
Отметим, что если бы лагерь ахейцев находился в Троянской бухте, как это считалось раньше, то, двигаясь к городу со стороны лагеря, бойцы никак не могли бы оказаться на берегу Скамандра. В лучшем случае они могли бы выйти к «Старому Скамандру», который всегда был не более чем ручейком. Если же ахейский лагерь находился в заливе Бесика, то троянцы, проведя ночь на равнине неподалеку от лагеря, имели достаточно места для описанной в «Илиаде» битвы, а при отступлении неизбежно должны были пересечь основное русло Скамандра, как это и описано у Гомера.
Часть троянцев, отступая, перешли реку вброд и побежали к городу. Других Ахиллес загнал в глубокий поток, где они плавали, «крутясь в водовертях». Двенадцать юношей он захватил в плен, связал и отправил в лагерь, чтобы принести их в жертву на похоронах Патрокла. Остальных он избивал мечом, пока Скамандр, приняв образ смертного мужа, не крикнул