Нестор к ахейцам взывал, возбуждая их криком громовым:

«О дорогие герои данайцы, о слуги Ареса!

Бейтесь с врагом, не кидайтесь пока на добычу, не стойте

Сзади рядов, чтобы с большей добычей домой воротиться!

Будем мужей убивать! А потом по равнине спокойно

Сможете вы обнажать от доспехов лежащие трупы»{521}.

Доспехи – по крайней мере те, что защищали вождей и царей, – были предметом престижным и стоили очень дорого; вокруг облаченного в них трупа часто разгоралась кровавая битва. Поэтому воины – как ахейцы, так и троянцы, – убив очередного врага, на время забывали о сражении и старались как можно скорее снять с поверженного противника доспехи и погрузить их на свою колесницу. Именно от этого и предостерегал своих соратников Нестор.

Призыв пилосского царя достиг цели. Ахейцы стали теснить троянцев к стенам города. И тогда дело взял в свои руки сын Приама прорицатель Гелен. Он предложил Гектору вернуться в город и попросить троянских женщин совершить жертвоприношение Афине.

Гекуба исполнила просьбу. Она отправила служанок, чтобы те собрали «благородных троянок» на акрополе, у храма Афины. Сама же царица спустилась в кладовую, где хранились дорогие одежды, в том числе узорные пеплосы, привезенные Парисом из Сидона. Один из этих пеплосов, «самый большой и узорным шитьем наиболе прекрасный», Гекуба выбрала в дар Афине. Когда троянские женщины собрались у храма, жрица Феано отворила двери и возложила пеплос на колени статуи. «Женщины руки простерли к Афине с великим стенаньем» и молили богиню сокрушить Диомеда, который теперь, после того как Ахиллес отказался участвовать в битвах, представлял главную опасность для троянцев. «Но богиня молитву отвергла»{522}.

Тем временем Гектор направился к дому Париса, который был выстроен на акрополе лучшими троянскими зодчими. Несмотря на то что под стенами Илиона кипел бой, Гектор застал у брата идиллическую семейную сцену. Парис сидел в почивальне вместе с женой –

«гнутые луки, и латы, и щит он испытывал, праздный». Елена назначала работы служанкам-рукодельницам. В ответ на укоры Гектора Парис объяснил, что он хотел «печали предаться», но что жена «ласковой речью» уже убедила его выступить в бой. Пожалуй, по поводу «ласковых речей» своей жены Парис прихвастнул, потому что разъяренная Елена тут же прояснила ситуацию своему деверю:

Деверь бесстыдной жены, отвратительной, гнусной собаки!

Если бы в самый тот день, как на свет меня мать породила,

Вихрь свирепый меня подхватил и унес бы далеко

На гору или низвергнул в кипящие волны морские, -

Волны б меня поглотили, и дел бы таких не свершилось.

Раз же такую беду мне уже предназначили боги,

Пусть хоть послали бы мне благороднее сердцем супруга,

Мужа, который бы чувствовал стыд и укоры людские!

Он же как был легкомыслен, таким и останется вечно{523}.

Совсем иные взаимоотношения царили в семье самого Гектора. Он нашел жену возле Скейских ворот – Андромаха поспешила сюда, узнав, что троянское войско отступает. С нею шла служанка, державшая на руках их единственного сына, Астианакта, которого Гектор называл Скамандрием. Ребенку было, наверное, не больше одного-двух лет – он испугался яркого отцовского шлема и конской гривы, свисавшей с гребня. Гомер называет его «беззаботным, совсем еще глупым» и «прекрасным, как звездочка в небе». Забегая вперед, скажем, что не пройдет и года, и ахейцы сбросят этого ребенка с городской стены в день взятия Трои. Андромаха станет наложницей Неоптолема – сына убийцы своего мужа, отца и семерых братьев. Отец и братья Андромахи уже погибли от рук Ахиллеса при взятии им города Фивы Плакийские[84]. Теперь она предчувствовала гибель мужа и умоляла его не идти в бой.

Гектор и сам понимал, что Троя обречена, а вместе с ней обречен и он сам – главный защитник города.

Монеты, выпущенные в Илионе в честь Гектора

Больше всего его удручали грядущий плен Андромахи и грозящая ей рабская участь. Тем не менее он не считал возможным для себя уклоняться от битвы:

Все и меня это сильно тревожит, жена; но ужасно

Я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок,

Если б вдали оставался, как трус, уклоняясь от боя.

Да и мой дух не позволит: давно уже я научился

Доблестным быть неизменно и вместе с передними биться…

〈…〉

Пусть же, однако, умру я и буду засыпан землею,

Раньше, чем громкий услышу твой вопль и позор твой увижу!{524}

Печальное пожелание Гектора сбудется всего лишь через несколько дней. Но в день его прощания с Андромахой судьба готовила ему единоборство, которое завершилось не просто бескровно, но и радостно для обеих сражающихся сторон. Выполняя волю богов, Гектор предложил поединок любому ахейцу, который посмеет принять его вызов. Храбрейшие ахейские вожди бросили жребий, и честь сразиться с Гектором выпала Аяксу Теламониду. Бой двух героев длился дотемна, они оказались достойными противниками и, когда вестники предложили им прекратить сражение ввиду наступающей ночи, бойцы обменялись дарами в знак взаимного уважения. Гектор отдал Аяксу свой «меч среброгвоздный вместе с ножнами и вместе с ремнем вырезным перевесным». А его противник подарил Гектору «свой блистающий пурпуром пояс».

В ту ночь мудрый Нестор выступил в собрании ахейцев со следующим предложением:

Нужно, чтоб утром с зарей ахейцы войну прекратили,

Сами ж, собравшись, сюда мы свезем на волах и на мулах

Трупы убитых с равнины, и все предадим их сожженью

Невдалеке от судов, чтобы кости отцовские детям

Каждый с собою привез, возвращаясь в отчизну родную.

Холм над костром мы насыплем могильный, один на равнине,

Общий для всех. И вплотную к нему без задержки построим

Стену высокую, – нам и самим, и судам в оборону.

В этой стене мы устроим ворота, сплоченные крепко,

Чтобы проехать чрез эти ворота могли колесницы,

Выроем ров за стеною снаружи большой и глубокий;

Он, обегая кругом, колесницы задержит и пеших,

Если когда-либо войско надменных троянцев нагрянет{525}.

В том, что касается похорон, это предложение наводит на мысль о некрополе, найденном археологами возле бухты Бесика. Правда, идея Нестора о перевозе останков на родину в жизнь, видимо, не воплотилась. Что же касается конструкции стены, то она, как мы уже говорили, напоминала