– Зачем таких выбирал? – не удержался от вопроса Новицкий.

– А других здесь и нет, – просто ответил старый казак. – Батал еще понадежнее будет. Старшего брата слушает, и деньги ему нужны. Может, невесту хочет купить, может, винтовку.

– Может, коня, – продолжил Сергей в тон собеседнику.

– Нет, – помотал головой Атарщиков. – Конь, Александрыч, на Кавказе много дороже ценится.

– Ты скажи ему, что если будет с нами работать честно, то сможет и коня нового прикупить.

– Сам скажешь, когда время придет. А пока он еще и на бабу не заработал.

В этот день они ночевали еще на траве, проснулись рано и до темноты поднимались в горы все выше, выше и выше. Тропа вилась вдоль крутого склона такая узкая, что ехали вереницей, и левое колено Новицкого то и дело упиралось в скалу. Где-то тропа шла по естественной узкой площадке на перегибе, где-то была выбита в камне, а местами ее поддерживали искусственные помосты, сплетенные из толстых жердей и веток. Частая решетка засыпана была обломками камней в два ряда: сначала лежали куски покрупнее, потом помельче. Первый же настил показался Сергею столь ветхим, что, путешествуй он в одиночку, спешился бы непременно и перебрался к надежному месту едва не ползком. Но Мухетдин с братьями проехали перед ним без всяких признаков робости, а Батал еще и вел в поводу вьючную лошадь, и Новицкий не хотел выказывать малодушия с первого дня знакомства. Храбрость, успел он узнать, главное достоинство мужчины в горах, иногда едва ли не единственное его богатство. Он сцепил зубы, подождал, пока Темир съедет на каменную тропу, и толкнул рыжего меринка, приказывая двигаться дальше.

– Александрыч! – окликнул его сзади Атарщиков, замыкавший их малый отряд. – Ты отпусти поводья. И колени расслабь. Лошадь животная умная, она сама тебя вывезет.

Сергей послушался, и в самом деле небольшой мохнатый конек осторожно пробуя копытами рукотворную дорогу, провез всадника в общем уверенно и, только сойдя с настила, фыркнул протяжно и громко, словно до этого момента и сам не решался дышать. На площадке, где тропа расширялась настолько, что двое могли стать рядом, Сергей подождал Семена.

– Когда же это поставили? – спросил он, показывая плетью назад.

– Не знаю. Никто не знает. Местные говорят – при дедах наших дедов так было. А дальше никто и не помнит.

– Сгнили уже, должно быть.

Атарщиков решительно помотал головой.

– Что сгнило, то меняют. Здесь за тропой следят.

– Кто же?

– Тот, кто жить хочет, тот и следит. По этому пути столько партий ходит. Ты думаешь – им все равно куда ногу поставить?

Новицкий понял, что казак говорит о разбойничьих отрядах, что переходят Кавказский хребет из Дагестана в Кахетию за добычей. Стало быть, они сами, или же посланные заранее люди, проверяют и ремонтируют тайные тропы. И он вдруг впервые даже не понял, а ощутил, что набеги горных племен на равнину – не просто случайная затея отчаянных удальцов, а сама суть жизни в этом суровом крае.

Ночевали они под перевалом. Мухетдин выбрал ровное место, они разбросали большие обломки камней, расчистили квадрат достаточный, чтобы пять человек могли как-то скоротать ночь. Расседланные и стреноженные лошади сбились в кучу, согревая друг друга, а люди завернулись в мохнатые бурки и пристроились у скалы с подветренной стороны, надеясь подремать до первых лучей солнца.

Горцы и казак, казалось Новицкому, уснули сразу, только успев улечься. Сам же он никак не мог успокоиться и отрешиться от испытаний, выпавших ему за день. Узкая каменистая тропа ползла перед закрытыми глазами, вдруг задираясь так круто вверх, что он с седла мог дотянуться до нее ладонью; плетеный настил трещал под копытами и рушился внезапно, а бедный рыжий нырял мордой вперед, проваливаясь наполовину, и уже не конь нес всадника, а, напротив, человек неистовым усилием пытался удержать себя и зверя, стискивая мохнатые бока коленями и обдирая ногти о торчавшие из горы жерди; черная река вздувалась за две-три секунды, мгновенно превращаясь из звенящего по камешкам ручейка в мутную, ревущую струю, пенящуюся валами едва ли не в сажень высотой… Сергей вздрагивал, открывал глаза, видел перед собой все то же место, слышал, как пофыркивают и переминаются лошади, также с трудом перебираясь через холодную ночь, и опять опускал веки, проваливаясь в собственные кошмары.

Один раз он встал и отошел по надобности. Оправившись и возвращаясь в ярком серебряном свете крупных звезд, гроздьями висевшими над головой, он вдруг отчетливо различил прямо перед собой огромный, больше пушечного жерла, пистолетный ствол, направленный ему прямо в живот. Ошеломленный Новицкий застыл на месте и негромко забормотал:

– Это же я, Семен. Что ты?!

– Теперь вижу, что ты, – буркнул Атарщиков и убрал оружие под бурку. – Ложись, Александрыч, не шебаршись. Потерпи, недолго осталось.

Пристыженный Сергей добрался до своего места, лег, запахнул на груди полы и по тому, как зашуршали, заворочались с другой стороны Мухетдин с братьями, понял, что и они были потревожены его шагами и держали оружие наготове.

В середине следующего дня Новицкий вовсе не был уверен, что ему удастся дожить до вечера. До сегодняшнего дня он считал, что, побывав в Дагестанском походе Ермолова, успел кое-что узнать о горах. Но, начав подъем к гребню, быстро понял, как же он ошибался. Еще вчера им пришлось идти по снегу, а сегодня на склоне лошади кое-где проваливались по брюхо. Мухетдин поднял их еще затемно и заторопил, призывая скорее собираться и выходить. Сергей усомнился – нужна ли такая спешка, но Атарщиков подтвердил нетерпение старшего проводника:

– На перевал нам нужно подняться раньше, чем солнце. Иначе снег растает и перестанет держать. Сам сойти может, камни покатятся, да и нам-то лучше идти по крепкому.

Лошадей оседлали, но садиться не стали и сразу повели в поводу. Сначала уговаривали, понукали, подталкивали, но когда поднялись повыше и уже люди стали проваливаться выше колена, бедные животные вовсе стали. Темир достал из вьюка веревку, пропустил через все шесть уздечек так, что лошади стали караванной цепочкой, а передний конец вручил Атарщикову. Второй, оставшийся свободным, подал Новицкому, сказал несколько фраз, обращаясь, впрочем, больше к Семену, и поспешил к братьям.

– Он говорит, что, когда не сможешь идти, обвяжешь вокруг пояса. Лошади тебя вытащат.

Сергей вспыхнул и бросил веревку на снег.

– За кого он меня принимает?! Сколько нужно, столько и буду идти.

Но старый казак покачал головой, словно сам находился в сомнении.

– Не горячись, Александрыч. Они сызмальства по этим горам ходят. Я тоже много насмотрелся, кое-чему выучился.