Глава шестая

I

Спустя месяц с лишним Новицкий с Семеном Атарщиковым, своим напарником из терских казаков, поднимались верхом в горы. Где-то в условленном месте, в верховьях небольшой речки, их ожидали проводники. Жаркое июльское солнце успело выбелить небо и выжечь траву на склонах, но в самом ущелье было сыро и даже прохладно. Мелкая и неширокая речушка, почти ручеек, еще больше сузилась после весеннего половодья, отступила от стен ущелья, обнажив галечные отмели. Всадники отпустили поводья, и лошади сами выбирали путь, шли преимущественно по воде, то и дело поднимая в воздух серебряные брызги; они зависали на миг, переливаясь в неярком свете, а затем рушились с коротким плеском обратно.

Мощные леса остались уже внизу, и на склонах росли только редкие кусты колючего кустарника, прозванного русскими «цепляй-дерево», да жесткие короткие стебли травы, умудрявшейся выжить там, где растения вообще жить не должны. Казалось, что засаде скрыться больше уже и негде, однако Атарщиков держал свою крымскую винтовку не в чехле за спиной, а поперек седла. Сергей последовал примеру старого казака, как подражал ему почти во всем деле. Два года они были знакомы, два года вместе отправлялись в странные экспедиции, исполняя поручения Георгиадиса и Рыхлевского, и два года Сергей старательно перенимал у Семена все полезное и нужное, что только успевал сам заметить. Посадку в седле, вольную с виду до небрежности, но на деле цепкую, ловкую и невероятно удобную; спокойную манеру выцеливать противника, придерживая выстрел до последней возможности; способность устраивать комфортный, сухой, теплый ночлег практически в любом месте, в любую погоду. Да сколько уже успел набрать полезных привычек человек, проживший шесть без малого десятков годов в глуши, опасных местах, где ему не то что каждый день, а каждую минуту приходилось сражаться за свою жизнь с людьми, погодой, животными. Новицкий знал, что, если он сумеет перенять у Семена хотя бы одну сотую долю его умений и знаний, ему уже будет чем гордиться хотя бы перед собой.

Вот и сейчас он, подражая едущему первым товарищу, также беспрестанно обшаривал глазами уходившие кверху склоны то левый, то правый. Ничего не замечал и оттого тревожился все больше и больше. И только когда Семен вдруг натянул свободной рукой поводья и поднял винтовку, призывая остановиться, Новицкий также изготовил ружье к стрельбе, и, странное дело, вдруг почувствовал себя много спокойнее.

Семен наставил ствол своей трофейной «крымчанки» вверх по левому склону и выкрикнул несколько слов на чужом языке. Новицкий тоже повел ружье от куста к кусту, от камня к камню, щурясь против яркого солнца. Ответный окрик прилетел из-за большого, почти пирамидального валуна, который только что оглядел и пропустил Сергей. Казак опустил оружие и знаком показал спутнику, что наверху те, кого они ожидали встретить.

Невысокий человек в черкеске и папахе вышел на открытое место и, упираясь пятками, быстро сбежал по крутому склону, огибая кусты, с озорной легкостью перепрыгивая камни, что доходили ему до пояса. Оказавшись на одном уровне с всадниками, он повернул и пошел параллельно гребню. Казак с Новицким последовали за ним.

– Его зовут Темир, – обернувшись, кинул Атарщиков. – Брат Мухетдина. Совсем мальчишка. Но говорят, уже убил одного. Кого – не знаю, может быть, даже русского. Быстро ходит в горах. Лучше, даже чем старший.

Как юноша умеет ходить, Сергей успел отметить и сам. Даже по ровному месту им приходилось понукать лошадей, чтобы не отстать от проводника, а когда юный Темир принялся карабкаться вверх под едва заметной тропе, всадники безнадежно отстали. Горец шел по каменистому грунту не просто легко, а еще ускоряя шаг, все больше увеличивая разрыв. Раза два он обернулся, но останавливаться не стал, уверенный, что путникам свернуть уже некуда.

Поднявшись, они оказались на небольшой сравнительно ровной площадке. С трех сторон она была открыта, если не считать редких камней, с четвертой, дальней, росли три дерева, невесть как вскарабкавшиеся по такой крутизне. Въехав на плоскость, Новицкий уголком глаза ухватил справа черную фигуру, застывшую с ружьем у плеча. Человек следил за гостями, пока они спешились, отдали поводья Темиру и подошли поздороваться с Мухетдином. Тот сидел на расстеленной бурке, опираясь на камень. В руке он держал короткий нож, который горцы обычно носят вместе с кинжалом, и ровными, короткими взмахами обстругивал обломанную ветку.

– Нож этот он кидает саженей на пять, на семь, словно рукой втыкает, – шепнул Сергею Атарщиков, пока они подходили к хозяину места. – Осторожнее, Александрыч. Лишнего здесь говорить и делать не надо.

Сергей кивнул головой и произнес известное приветствие, что звучит одинаково во всех уголках Кавказа.

– Алейкюм ассалам! – ответил равнодушно-вежливо Мухетдин, скользнул неприязненным взглядом по фигуре Новицкого и о чем-то спросил Атарщикова.

Казак вдруг весело рассмеялся.

– Спрашивает меня – где я оставил своего русского и зачем притащил черкеса? Договаривались, что поведут только он с братьями. Делить деньги на четверых он не будет.

Сергей тоже заулыбался, развязал шнурок, снял бурку и кинул себе под ноги. Снял папаху и подошел ближе к Мухетдину. Горец неожиданно быстро и ловко вскочил на ноги и обошел Новицкого, внимательно оглядывая голову, одежду, обувь, оружие.

– Не узнал. Три раза целился, а не узнал, – произнес он вдруг, довольно хорошо выговаривая чужие слова. – Хорошо борода. Хорошо голова голый. Черкес говоришь?

– Немного, – честно ответил Новицкий.

– Много не нужно. Много не говорить. Там, – Мухетдин показал рукой на север, туда где белели уже вершины суровых гор. – Там никто не говорит. Один аул другой не понять. Хорошо. Три раза целился, а не узнал.

Он снова опустился на бурку, а Новицкий поежился, вспоминая, как чвякали в дорожную грязь пули, пущенные Мухетдином в бою за Парас-аул. Только сейчас он понял, как ему повезло в тот ненастный осенний день.

Третий горец подошел и присел на корточки рядом с Мухетдином. Он был ниже ростом, чем старший брат, но значительно шире в плечах, и казалось, что сила таилась в нем бычья. Рябое лицо, перечеркнутое крест-накрест шрамами, хмурилось. На приветствие Новицкого он только буркнул и продолжал подозрительно смотреть на приезжих. Сергей отметил, что заряженное ружье он продолжал держать наготове, не опуская курок, и кинжал лежал параллельно разведенным коленям так, что в любую секунду мог оказаться в ладонях хозяина.

– Среднему имя Батал, – подсказал Сергею Атарщиков, когда они уже впятером пробирались по гребню. – С ним надо совсем осторожно. Русских вовсе не любит. Дрался с нами под Лавашами в отряде Абдул-бека. Разбойник, каких еще поискать. Сильный, горячий, почти сумасшедший. Его, говорят, сам Абдул