— А с какой же целью он к вам наведывался? Уж не о судьбе ли чешского народа порассуждать?

Скальчевский рассмеялся:

— Нет, его политические суждения выскакивали у него между техническими формулировками. На самом деле он пытался продать нам свои идеи. — Видя недоумение на лице Ардашева, секретарь пояснил: — Карел Новак — математик, физик и астроном. Раньше он учительствовал в одной из местных гимназий, но потом из-за того, что пражская «Политика» напечатала его статью об отсутствии у чехов подлинного самоуправления, местная управа отстранила его от преподавания в школе. В настоящее время он перебивается частными уроками и пытается разбогатеть за счёт своих многочисленных изобретений.

— Да? И насколько они полезны?

— Насчёт прогресса я затрудняюсь сказать, — хмыкнул секретарь, — но фантазии этого современного Леонардо да Винчи безграничны. Они простираются от исправления Царь-колокола переливанием расплавленного металла и новой формовкой до вызывания искусственного дождя в Поволжье путём воздействия электрическими разрядами на верхние слои атмосферы посредством привязанных аэростатов, соединённых проволоками с батареями, от которых должен поступать ток высокого напряжения… Видите, — расхохотался Скальчевский, — некоторые его работы настолько въелись в мой мозг, что я их почти выучил наизусть.

— Царь-колокол, Поволжье, — задумчиво произнёс Клим. — Так он и впрямь любит Россию?

— Более того, он считает, что при данном угнетённом положении славянских народов в Европе Россия — единственная страна, способная встать на их защиту, поэтому она и должна воспользоваться продуктом его гениального разума. Однако все эти сотни страниц формул, вычислений и чертежей сущая несуразица.

— Вы в этом уверены?

— К сожалению, это так. В прошлом году, — секретарь многозначительно посмотрел на консула, — с согласия Бориса Михайловича я отправил дипломатической почтой в нашу Академию наук несколько его предложений и попросил дать им оценку. Ответ не заставил себя долго ждать. Учёные мужи даже не соблаговолили прислать ответное сопроводительное письмо, а лишь черканули в левом верхнем углу нашего обращения красным карандашом: «Бред безумного!»

— Это не делает им чести.

— Однако смею предположить, что ваш интерес к этой личности вызван его визитами к нашим коллегам в Вену, не так ли? — поинтересовался консул.

— Да, он несколько раз встречался с Шидловским. А я, как вы понимаете, пытаюсь опросить всех, с кем виделся Аким Акимович перед своим исчезновением, и потому хочу прямо сейчас встретиться с этим человеком. У меня указан его адрес: Виа Донота, 12. Это далеко отсюда?

— Совсем нет. Это старейшая улица в Триесте. Но в это время вы вряд ли его застанете дома. Скорее всего, бывший учитель торчит в кафе «Ориенталь», что на Пьяцца Гранде. Узнать его нетрудно: старик шестидесяти двух лет, вечно всклоченные волосы, с профессорской седой бородкой и обвислыми моржовыми усами. Он там обычно играет в шахматы, курит трубку и пьёт кофе… Вам принести книгу регистрации посетителей консульства?

— Да, пожалуй, гляну.

Секретарь вышел и, вернувшись через полминуты, протянул прошитый и пронумерованный толстый журнал:

— Прошу.

— Благодарю вас. Собственно, у меня к вам вопросов больше нет, — проронил чиновник особых поручений.

— Вот и отлично. Маврикий Петрович, можете быть свободны, — распорядился консул.

— Честь имею, господа, — бросил на прощание секретарь и скрылся за дверью.

Ардашев принялся сверять свои выписки с данными книги регистрации. В комнате воцарилась тишина. Наконец он закончил и сказал:

— Господин Новак — единственный, кто посетил оба консульства: в Триесте и Вене.

— Судя по всему, он остался недоволен беседой с титулярным советником[49] Скальчевским и поэтому отправился в столицу, а там уже попал на приём к Акиму Акимовичу.

— Совершенно верно. Мне надобно встретиться с этим местным Архимедом и выяснить детали его беседы с Шидловским.

— Простите, Клим Пантелеевич, вы не верите, что второй секретарь утонул?

— Всё может быть, но в его исчезновении слишком много тумана. Как выяснилось, посол разрешил ему отсутствовать на службе начиная с пятницы, а сам разговор у них состоялся ещё в четверг. Стало быть, в этот же день он мог и уехать, а в пятницу утром уже фланировать по набережной Фиуме с дамой, о существовании которой было известно даже его высокопревосходительству. Но вот Маврикию Петровичу показалось, что в прошлую субботу он видел эту парочку в Триесте. Разве это не удивляет?

— С таким же успехом они могли провести здесь и пятницу, и субботу, а потом утром в воскресенье сесть на поезд и через час с небольшим оказаться Фиуме, — предположил консул.

— Но что случилось потом? Шидловский пропал. Но почему же тогда никто из посольства не удосужился отыскать эту таинственную даму? Неужели о ней ничего не было известно нашим коллегам в Вене? Признаться, я в это не верю. Да и само происшествие на пляже выглядит несколько странно.

— Почему?

— Давайте представим, что эта парочка взяла купальную кабину. Шидловский уплыл, а потом вдруг начал тонуть. Допустим, его хватил удар, и он потерял сознание. А что же его спутница? Даже не подняла крик, чтобы его спасти? Как правило, люди обычно начинают паниковать на берегу, когда теряют из виду знакомых, уплывших в море.

— Она могла в этот момент отвлечься, отойти куда-то…

— Согласен. Но потом, когда вернулась, она должна была забить тревогу или нет?

— Да-да… А что, если в Фиуме её вообще не было? — озадачился консул.

— Думаете, она осталась в Триесте?

— Один из вариантов.

— Тогда почему он уехал без неё?

— Знаете ли, всякое случается. В конце концов, они могли поссориться.

— И он бросил даму одну на произвол судьбы в курортном городе? — усомнился Клим.

— Согласен, это маловероятно. Но ведь и она могла вспылить, и сама вернуться в Вену.

— Предположим. Но тогда, судя по логике человеческих поступков, он либо должен был продолжать отдыхать до вечера воскресенья, либо возвратиться в столицу. Зачем же ему тащиться в Фиуме, если в Триесте развлечений больше и пляжный отдых престижнее?

— Не знаю, — потёр лоб Ленивцев. — Скажите, а Родион Константинович уверен, что второй секретарь собирался отдыхать с любовницей?

— Нет, посол лишь высказал предположение.

— А что, если Маврикию Петровичу второй секретарь привиделся? На самом деле не было его в Триесте. И в Фиуме он приехал один. Жил в гостинице, гулял и дышал морским воздухом, а в воскресенье зашёл в воду, поплыл, а тут судорога свела конечности, ну и всё.

— И труп