Солнце уже поднялось над городом, и Клим велел извозчику вернуться к отелю. Не доехав до гостиницы ста метров, Ардашев остановил экипаж перед магазином для джентльменов «Whiteleys». Лучшего места для планируемых покупок и желать не стоило. Вскоре в новом чемоданчике нашли своё пристанище: бритвенные и туалетные принадлежности, купальный костюм, две пары белья, пара сорочек и канотье. Трость Клим выбрал классическую, с дубовым шафтом[47], укреплённым металлическим наконечником во избежание повреждений. Рукоять — конусообразная, бронзовая. «Строго и достойно», — оглядев покупку, рассудил молодой дипломат.

Теперь можно было заселиться в гостиницу и уже потом посетить консульство. Вывеска «Европы» маячила за кроной молодого вяза. Не прошло и пяти минут, как услужливый портье, переписав данные паспорта российского дипломата, передал последнему ключ от номера, а ещё через час, приведя себя в порядок, Ардашев вышел на улицу.

Стрелки на циферблате карманных часов показывали половину одиннадцатого. За столиком кондитерской чиновник особых поручений позволил себе насладиться чашечкой ароматного кофе, выкурить сигарету и просмотреть местную газету[48]. Он достал из кармана записную книжку, ещё раз внимательно прочитал выписку, сделанную в посольстве, где были указаны данные визитёра, с которым общался второй секретарь до своего исчезновения, и задался вполне логичным вопросом: «Зачем человеку трястись двенадцать часов в поезде, чтобы попасть в российское генеральное консульство в Вене, если он проживает в Триесте, где имеется подобное дипломатическое учреждение, пусть и ниже рангом?» Не найдя сколько-нибудь вразумительного ответа, молодой человек направился к дому под седьмым номером.

II

Российские дипломаты в воскресенье отдыхали, и только два человека в консульстве были на службе: секретарь и консул. Первый — господин средних лет с уже заметной проплешиной, бритым подбородком и усами трапецией, — выслушав Ардашева, кивнул и совершенно по-дружески провёл его к начальнику, который отнёсся к появлению Клима так, как будто знал его со школьной скамьи. Он усадил гостя напротив и, открыв деревянную коробку, предложил кубинскую манилу.

Отрезав кончик сигары серебряной гильотиной, Ардашев закурил. Его примеру последовал и хозяин кабинета. Высокий, с бархатными бакенбардами и нафиксатуаренными усами, сорокалетний статский советник Борис Михайлович Ленивцев, сопроводив взглядом уплывшее в потолок дымное колечко, провещал:

— Телеграмму от Павла Константиновича я получил, потому-то мы и находимся на службе в выходной день. Секретаря консульства вы видели. Инспектор в Фиуме ничего ему толком не рассказал, но Скальчевский откуда-то узнал, что часть вещей Шидловского украли на пляже. Похоже, что русских этот полицейский недолюбливает. Я представляю, как вам будет трудно с ним иметь дело.

— Я бы хотел поговорить с господином Скальчевским.

Консул пригласил секретаря в кабинет и попросил:

— Маврикий Петрович, не сочтите за труд, поведайте ещё раз, теперь уже Климу Пантелеевичу, о своей поездке в Фиуме. Что вам удалось выяснить о пропавшем надворном советнике?

— Откровенно говоря, проку от моего там пребывания было мало, — усаживаясь, сокрушённо выговорил Скальчевский. — Старший инспектор Франц Ковач — человек малообщительный. Вытащить из него слово труднее, чем разговорить немого. Он сообщил лишь, что труп не найден, а значит, поиски не остановлены. На тамошнем пляже есть распорядитель — Андреас Надь. Он хоть и плут, но на язык бойкий. От него-то я и узнал, что часть вещей Шидловского пропала из купальной кабины. Полицейский обещал сообщить хоть какие-нибудь подробности через неделю. Она как раз уже и закончилась.

— И всё? Вам больше нечего сообщить? — разочаровался Ардашев.

— Ну да, — виновато пожал плечами секретарь и, глянув на консула, вымолвил нерешительно: — Вообще-то с Акимом Акимовичем я был хорошо знаком. Я встречался с ним в Вене и в посольстве, и в консульстве. А в прошлую субботу, странное дело, мне показалось, что я видел его в Триесте.

— Что? — привстав от удивления, воскликнул консул. — За день до исчезновения?

— Выходит, так.

— А что же вы раньше молчали?

— Так я и сейчас не уверен, что это был он, — развёл руками Скальчевский. — Я опаздывал на службу и взял извозчика. Проезжая мимо «Европы», вдруг заметил человека, похожего на него, и даму весьма приятной наружности. Они отдыхали на веранде за столиком. Я ещё подумал, что Аким Акимович, вероятно, сегодня в консульство заглянет, так как завтра будет воскресенье и никого на службе не будет. Но в ту субботу он так и не появился.

— По словам посла, он отпросился у него ещё в четверг, — выпуская ароматный сигарный дым, уточнил Ардашев. — Получается, он взял билет в Триест, а не в Фиуме? Но зачем?

— Действительно, странно, — покривил губы Ленивцев.

— Повторяю, господа, я мог и ошибиться. Господин Шидловский холост, да и далеко не красавец, а дама мне показалась достаточно молодой, симпатичной и знатной. Так что, возможно, я видел другого, но весьма похожего на него человека. И если уж совсем быть откровенным, то я любовался больше незнакомкой, чем её спутником.

— Вполне чистосердечное признание, — шутливо заметил консул и, обратившись к Ардашеву, спросил: — Маврикий Петрович нам ещё нужен?

— У меня осталась всего одна просьба, — достав записную книжку, сказал Ардашев. — Не могли бы вы, Маврикий Петрович, принести мне книгу регистрации посетителей консульства. Я хочу проверить, не приходил ли к вам на приём житель Триеста некий Карел Новак? Меня интересует период за апрель, май, июнь сего года.

— Конечно, был. — Секретарь поднял насмешливые глаза. — Только в мае я с ним дважды беседовал. Мы всем консульством затылки чесали, как его отвадить от нас.

— А почему?

— Во-первых, упомянутый вами господин поддерживает движение младочехов, считающих, что чешский народ фактически отстранён от управления в империи, хотя и принёс много жертв как имуществом, так и кровью на алтарь славы Габсбургской монархии, во-вторых, он выступает против Тройственного союза, считая, что это соглашение направлено против братской России, а в-третьих, ратует за переустройство империи на федеративных началах с предоставлением Чехии полной автономии. Ну и в-четвёртых, он считает, что полномочия чешского сейма бессовестно урезаны, потому что, кроме земского устава, общинных дел и школьного обучения, этот орган не имеет права на серьёзные законодательные инициативы.

— А разве плохо, что человек полностью разделяет точку зрения Петербурга и ратует за славянский мир? — удивился Клим.

— Видите ли, — вмешался консул, — он оказывает нам медвежью услугу.