Ардашев закрыл ящики на ключ и опустил их в каменный стакан с карандашами.

Раздался звук металлического звонка, и Клим прошёл в переднюю. Открыв дверь, он увидел Меняйло.

— Соблаговолите получить, сударь, — протянув билеты, выговорил секретарь. — Поезд отбывает через три часа с Южного вокзала.

— Благодарю вас, Адам Михайлович.

— Честь имею кланяться, — буркнул тот и ушёл.

Первым делом Ардашев перенёс все вещи второго секретаря в кладовку. Места на полках не хватило, и он, протянув верёвку, соорудил импровизированную гардеробную. Развесив на распялках собственные сорочки, костюмы и мундиры в шкафу и передней, Клим принял ванну и переоделся. Грязное бельё Шидловского он выбросил в мусорное ведро, а бритвенные принадлежности отнёс в кладовую.

Закурив сигарету, дипломат посмотрел на часы. До отправления поезда оставалось ещё два часа.

Вновь металлической трещоткой затараторил звонок входной двери. На этот раз явилась горничная. Улыбчивая австрийка лет тридцати перестелила постель, вынесла мусор и, взяв для стирки вещи нового жильца, ушла.

Клим облачился в синий костюм, белую сорочку, галстук, жилетку и цилиндр. Осмотрев себя в зеркале, он понял, что ему не хватает трости. «Ничего, в Триесте придётся купить и трость, и купальный костюм, и, вероятно, канотье. Ходить на пляж в цилиндре не возбраняется, но выглядеть буду слишком чопорно и, вероятно, привлекать к себе внимание. Не помешает приобрести несколько новых сорочек и небольшой чемодан; мой слишком громоздкий», — мысленно рассудил он и собирался уже выйти, как понял, что без книги ему будет сложно коротать двенадцать часов в поезде, хотя вечернее отправление скорее предполагало сон, чем чтение. «А что, если обратный рейс будет рано утром? — рассудил он и вернулся в гостиную, где взял с подоконника роман Марселя Корро «На том берегу Стикса» и положил в саквояж, где уже находился путеводитель Бедекера и миниатюрный фотоаппарат.

Прежде чем покинуть квартиру, он проверил, хорошо ли закрыты окна, и только после этого приступил к выполнению процедуры, связанной с проверкой на постороннее вторжение. Для этого пришлось отрезать несколько волосков от помазка бывшего постояльца и, закрыв каждую двустворчатую дверь, вставить над петлями по одной щетинке, чередуя верх и низ. То же он проделал с дверью в ванную и кладовую. Выйдя на лестничную клетку и закрыв квартиру, Ардашев вложил половинку спички в едва заметную щель между притолокой и входной дверью на расстоянии одной пяди от косяка. Теперь будет нетрудно определить любое проникновение незваного гостя в меблированные комнаты.

Извозчика на этот раз Клим выбрал подешевле, потому что дорога на Южный вокзал была длиннее, а значит, и дороже. Не прошло и двух четвертей часа, как одноконный экипаж доставил седока на привокзальную площадь. Миновав здание вокзала, Клим вышел на перрон. Под парами стоял поезд с надписью «Вена — Грац — Триест». Секретарь Меняйло всё-таки отомстил Ардашеву за строптивость и купил билет не в пульмановский вагон и не в первый класс, а во второй. Этот самый второй австрийский класс был хуже российского третьего и напоминал четвёртый. Лавки в нём скрипели, и мусор, оставленный прежними пассажирами, убирать не собирались. Австрийская вагонная прислуга славилась ленью и небрежностью на всю Европу. И хоть приятно было осознавать, что комфорт российских вагонов превосходил австрийский, но гордость за отечественные железные дороги не могла затмить неудобства предстоящего двенадцатичасового путешествия.

Кондуктор объявил отправление, и состав мягко тронулся. Газовые вокзальные фонари зажглись ещё засветло и потому светили тускло, напоминая глаза заплаканных вдов.

Лента перрона уползала назад, точно потревоженная гигантская змея, уступив место встречным поездам, станционным постройкам и ночным призракам.

Глава 6

Триест

I

Небосвод, окрашенный ализарином чернил, из сине-зелёного постепенно превратился в чёрный. Тусклый свет масляной лампы отражался в вагонном стекле дрожащим пламенем. Откинувшись на спинку сиденья, Клим вскоре заснул, забыв о прихваченной с собой книге. Накопившаяся за прошедшие сутки усталость дала о себе знать.

Когда первые проблески солнца осветили купе, паровоз начал постепенно сбавлять ход на разъездах. Вскоре замелькали аккуратные белые домики с черепичными крышами и дорожные будки со шлагбаумами.

Ардашев отворил окно, и свежий ветер приятно обдал лицо. Ещё через полчаса вагон, подрагивая на стрелках, плавно подкатил к дебаркадеру и замер. Позади остались пятьсот восемьдесят девять километров. Протяжный гудок возвестил об остановке. «Триест! Триест! Триест!» — как-то смешно и почти по-петушиному прокричал обер-кондуктор, и люди потянулись на выход.

Вокзал Зюдбанхоф Южной железной дороги встретил вояжёра знакомой каждому приезжему утренней тишиной, когда человеческий муравейник ещё не гудит и не суетится, как это бывает в полдень. Сонные пассажиры, точно измученные дальним переходом лошади, молча покидали вагоны, а другие, тоже не доспавшие, занимали освободившиеся места, чтобы за два с небольшим часа добраться до следующей, но уже итальянской станции — Венеции.

Выйдя к бирже колясок, Клим нанял извозчика, который всего за одну крону согласился довезти гостя до отеля «Европа» на Виа Сан-Лазаро. Неподалёку от гостиницы находилось российское консульство. Торопиться не было смысла, и Ардашев, удвоив таксу, попросил возницу сначала показать город. Предложение седока было встречено с радостью, и кучер покатил одноконный экипаж в Триест, до которого ещё предстояло ехать минут десять-пятнадцать.

У самой окраины начиналась Старая гавань, тянувшаяся до маяка. Виднелись открытый рейд и несколько молов. Австрийцы, решив превратить порт в современный морской транспортный узел, объявили часть Старой гавани, шедшей от самого вокзала Южной железной дороги до прибрежного района Баркола, режимом порто-франко[44], что увеличило поток торговых судов более чем в десять раз и позволило построить современные сооружения (элеваторы, причалы, цистерны с трубопроводом и насосами, паровые краны и склады) на второй части Старой гавани — от Арсенала пароходной компании Ллойда в бухте Маджио до маяка. Отсюда теперь уходили прямые рейсы в Истрию[45], Далматию[46], Египет, Пирей, Константинополь и Одессу.

Кучер направил коляску по виа Корсо, лучшей улице города. Он с гордостью показывал Ардашеву театр «Комунале», площадь Пьяцца делла Борза, грандиозную Биржу и Кафедральный собор. Стеной стояли трёх, четырёх- и даже пятиэтажные помпезные здания в стиле австрийского барокко и венецианские постройки, до сих пор