— На момент нашей свадьбы так и было, — честно призналась я. — Но с тех пор много воды утекло. Теперь у нас одно владение в Тридесятом царстве, целый запретный город Ниц, одно титульное владение в мире шестого века, где мой муж числится Великим князем Артанским, а я его княгиней, один почти полностью боеготовый линкор планетарного подавления галактической цивилизации пятого уровня с названием «Неумолимый», командные псевдоличности которого считают нас императором и императрицей четвертой Галактической империи, и один боковой депрессивный мир начала двадцать первого века, отданный нам с Сергеем Сергеевичем Творцом Всего Сущего в качестве наследуемого ленного владения. И венчал нас, кстати, не только православный священник отец Александр, но и Сам, для которого сей батюшка является глазами, ушами и голосом среди людей, что ходят ногами по земле. Я тогда чуть не умерла от страха и смущения, а вот мой супруг воспринял это как должное. И еще одна деталь: когда мы еще не были женаты, искин штурмоносца опознал в моем будущем муже и его спутниках Старших Братьев и в дальнейшем стелился перед ними ковриком, будто перед очень важными особами.

— Так, — сказал папенька, доставая из кармана свой хандифункен*. — Все это очень интересно, поэтому за дело надо браться всерьез.

Примечание авторов: * реконструированный перевод на немецкий язык термина «смартфон».

От обычной гражданской модели, пусть даже самой навороченной, папенькин ханди отличается встроенным генетическим опознавателем, а потому работает только в его собственных руках и предустановленными служебными программами, владение которыми для лиц, не имеющих соответствующего служебного допуска, карается от восьми лет каторги и выше. Первым делом папенька сфотографировал меня встроенной камерой, полюбовался на изображение, где в данный момент высветился процент его соответствия фотографиям Лизы Волконской в ее прошлой жизни и анализ сканирования рисунка сетчатки глаза. Удовлетворенно хмыкнул, пробормотал: «Ничего другого я не ожидал» и, положив прибор на стол перед собой, сказал:

— А теперь, Лиза, подходи сюда, клади указательный палец на панель опознавателя и повтори свою исповедь, желательно поподробнее. Луша! Да поставь ты, наконец, эту дурацкую супницу, никуда она от тебя не убежит, и подай моей дочери стул. То, что она это она, причем живая и во плоти, я знаю уже вполне определенно. Осталось только разобраться с достоверностью ее повествования.

Ой, Господи! Ведь сейчас, когда папенька ведет этот разговор, в его тишайшем заведении уже знают, что сначала он достоверно идентифицировал свою пропавшую три года назад дочь, а сейчас принимает у нее исповедь через детектор истины. В таком случае бригаду специалистов даже не потребуется вызывать, они приедут сами и, скорее всего, с силовым сопровождением. Одно радует: с той стороны портала за происходящим наблюдают муж и его друзья, которые в случае негативного развития событий сначала вытащат меня из заварушки, а потом начнут разговаривать с моим родным миром на повышенных тонах, применяя чисто армейские речевые обороты.

Но деваться некуда, ведь такая у меня семья, поэтому, сев на отодвинутый Лушей стул, я положила палец на опознаватель папенькиного ханди и начала подробнейший рассказ, начиная с того злосчастного суборбитального прыжка на нашу южноамериканскую базу…

Мир «Рандеву с Варягом», 17 августа 2021 года, город Санкт-Петербург, городской дом семьи действительного статского советника Дмитрия Николаевича Волконского, следователя по особо важным делам в Главном Управлении Государственной Безопасности при священной особе государя-императора

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Наблюдая, как дотошно и въедливо Дмитрий Николаевич допрашивает родную дочь, будто какую-нибудь государственную преступницу, я испытывал раздражение. Впрочем, с моей стороны это было предвзятое отношение, ибо жена — родной для меня человек, вторая половина, а тесть с тещей — понятия пока достаточно абстрактные. При всей своей дотошности и настырности, Дмитрий Николаевич все же не переходил определенной грани, отделяющей выяснение истины от навешивания на подследственного всех собак, оказавшихся под рукой. Или в местном ГУГБ вообще не принято «вешать собак» и «отбивать палки», а вся следственная работа как раз и заключается в выяснении истины?

Для человека с историческим опытом Основного Потока сие звучит просто невероятно. Такая негативная действительность, несмотря на борьбу с ней, у нас проскальзывала всегда, когда в меньших, а когда и в больших объемах, сколько товарищей Ежовых ни расстреляй. Сначала царские сатрапы противодействовали росту революционных настроений, а потом их антиподы из ЧК боролись с контрреволюцией, больше по классовым показаниям, чем на основании установленных фактов. И с уголовными делами то же самое. Попался подозрительный субчик, значит, на него можно вешать все, что на данный момент завалялось нераскрытого. Если у подследственного нет алиби, то не отвертится. Помнится, в свое время писали, что прежде чем был арестован известный маньяк Чикатило, осудили и расстреляли несколько подозрительных мужчин, у которых просто не оказалось доказательств того, что они не совершали этих зверских преступлений, но следственно-судебной машине требовалось отчитаться перед начальством о принятии мер к пресечению и искоренению. Я в своем государстве за такое в случае обнаружения буду нещадно отрывать головы у всех причастных, но мой случай, Адепта Силы и Порядка, совершенно особый, а потому не может повторяться в других мирах…

— Ты это, Серегин… только не сомневайся, — шепнула энергооболочка, успевшая через раскрывшийся портал подключиться к тамошней ноосфере. — Такие порядки в ГУГБ завел его основатель товарищ Тамбовцев — сначала досконально во всем разобраться, и только потом махать руками и ногами. И, что самое главное, больше сотни лет его преемники придерживаются этой линии, из-за чего местные обитатели полностью уверены не только в том, что зло непременно будет наказано, но и в том, что невиновный всегда будет оправдан, и в большинстве случаев дело даже не дойдет до суда.

— Да, — подумал я, — об этом я и забыл. Старшие Братья — все, а не только руководящая четверка — в своей массе являются моими единомышленниками, ибо так же нахлебались горькой действительности