участие в устройстве площадки и всё размечал в метрах. У него сохранилась 50-метровая строительная русская рулетка.
В течении восьми дней более 1000 человек трудились с раннего утра до позднего вечера на строительстве небольшого аэродрома. Ни у кого из них не было ни выходных, ни отгулов, ни праздников. На четвёртый день на строительство аэродрома приехал генерал Иван Тимофеевич Беляев, который и возглавил дела. С его прибытием стройка пошла быстрее. С приездом Беляева Серебрякову стало намного легче и на душе, и в делах. Они часто встречались по вечерам, пили по-русски чай и обсуждали все наболевшие вопросы.
Уже 16-го сентября были готовы две полосы, которые приняли первые восемь самолётов на аэродроме. И уже 17-го сентября начались бомбардировки и авиационный обстрел форта «Бокерон». Ещё два дня рабочие группы батальонов расширяли и расчищали периметр вокруг взлётно-посадочных полос. Большая работа велась по трамбовке. Благо стояла сухая и жаркая погода. За все эти дни не прошло ни одного дождя. Каждое утро с шести часов утра Серебряков начинал день с молитвы. В его палатке был установлен образ Богородицы Семистрельная (схожий по каноническому изображению образу «Донской Богоматери»)[8], перед которой всегда теплилась лампада. К нему в палатку приходили офицеры разных батальонов, которые с интересом слушали молитвы на церковно-славянском языке, тихо шептали молитвы на латыни и творили крестное знамение пятью перстами с лева на право – по-католически.
* * *
Все эти дни, сопровождавшиеся напряженным физическим трудом и заботами по устройству аэродрома, Серебряков вспоминал о своей любимой. Её звали Ириной. Война и скитания в эмиграции не позволили ему наладить семейную жизнь. Но он был еще полон сил и не терял надежды.
Василий познакомился с ней в Буэнос-Айресе в одном из русских храмов. Тогда ему было 28 лет. Ей же шёл 20-й год. Она выглядела тогда совершенно несчастной и растерянной. На ней было сиреневое чисто выстиранное, но поношенное платье. Её карие глаза были печальны, но наполнены светом переживания и боли. Пряди каштановых волос выбивались из-под голубого платка. Полнокровные уста были плотно сомкнуты и напряжены. Но Серебрякову сильно понравилась эта девушка, потому он осмелился подойти к ней и познакомиться у главного портала, при выходе из храма.
Её семья потеряла в России всё своё состояние и пребывала в полунищете. В Аргентину её родители приехали, потратив последние средства. Двух своих дочерей они вывезли из Крыма, когда Ирине было ещё 16, а её сестре 12 лет. Но тогда у них были хоть какие-то деньги. Теперь же им предстояло всё начинать сызнова, надо было прикладывать все усилия, чтобы прокормить семью, приобрести дом или квартиру, обеспечить будущее своим детям.
Василий сводил Ирину в кинематограф, угостил её кофе с пирожными. Потом они долго гуляли и беседовали. Он рассказывал ей о своей юности, учебе, о родной станице. Она делилась с ним своими воспоминаниями о Новочеркасске, о большом войсковом соборе, что стоял на площади в самом центре города, о своей гимназической жизни. Они читали на память любимые стихи. Затем она просила его рассказать о Гражданской войне. Но об этом он рассказывал неохотно. Правда поведал, как в 1920-м под Перекопом он познакомился с поэтом-казаком Николаем Туроверовым, о том, как тот в офицерской компании читал свои великолепные стихи.
Парагвайские истребители на итальянских самолётах
– Где сейчас этот талантливый поэт? Как сложилась его судьба? – спросила Ирина.
– Я слышал, что он остался во Франции. Слышал, что пишет, публикуется. Но очень тоскует по Родине. Кажется, хотел поступать на службу в иностранный легион, – отвечал Василий.
– Печальная судьба! – промолвила собеседница.
– Сложно нынче судить об этом! Время ещё покажет, – произнёс тогда Серебряков, ибо сам помышлял о военной службе на новой родине.
Шли недели, месяцы. Василий и Ирина встречались всё чаще. Наконец они поняли, что любят друг друга и обручились.
Прошло месяца три после их первой встречи и знакомства. Родители Ирины смогли найти себе работу и сняли небольшую, но уютную квартиру и стали копить деньги на дом. Казалось, что дело идёт к свадьбе. Василий также зарабатывал на жизнь тем, что работал то землемером, то картографом, то топогеодезистом. Словом, порой, когда работы не было он еле сводил концы с концами. Он, конечно, пытался откладывать на свадьбу и на будущую жизнь, однако получалось не очень. И тут Василию пришло письмо от генерала Беляева из Парагвая. Тот писал, что в этой стране складывается большая русская колония, что здесь русским рады и очень ждут их, так как не хватает квалифицированных рабочих рук и хороших специалистов. Но главным было даже и не это. Главным было то, что в Парагвае формируется новая армия, что там нужны опытные офицеры. Мало того, Беляев обещал ему при поступлении на воинскую службу чин майора, равный чину есаула, а также специальную должность и особое задание.
Предложение это было столь заманчиво, что есаул не мог от него отказаться. Во-первых, правительство Парагвая обещало гражданство всем, поступавшим на службу. Во-вторых, его казачья душа маялась от мирной, гражданской жизни. Он не мыслил себя простым инженером, не представлял какое будущее ждёт его. А там в Парагвае его ждала настоящая, интересная воинская служба, повышение в звании, карьера.
Он объяснился с Ириной и её родителями. Она, конечно, плакала, но понимала, что удержать его невозможно. Родители её также согласились, что молодому человеку надо устроиться и найти своё место в жизни. Свадьбу временно отложили, и он уехал в Парагвай, окрылённый мечтой и полный надежд.
* * *
Уже к 19-му сентября парагвайцы стянули к форту «Бокерон» практически всю имеющуюся авиацию и до конца сентября практически ежедневно бомбили форт. Особую роль исполняли бомбардировщики системы «Потез». Была предпринята попытка ещё одного штурма, но она оказалась неудачной. Бомбардировки и обстрелы продолжались. Парагвайские самолеты делали не менее двух вылетов в сутки.
– Por favor, no se apresure a sacar conclusions, del Señor! El pez Boquerón estará en nuestras redes (Прошу не спешить с выводами, господа! Рыбка Бокерон ещё попадет в наши сети) – как-то сказал Серебряков своим офицерам.
Боливийская авиация, не имевшая аэродромов поблизости, не смогла прикрыть свои войска с воздуха. В бомбометании и обстреле форта с воздуха принимали участие все парагвайские самолёты, базировавшиеся на аэродроме. Лёгкие самолёты прикрывали бомбардировщики, обстреливая из пулемётов солдат боливийского гарнизона и его пулемётные расчёты «Симаг-Беккер», которые предназначались для противовоздушной обороны. Так пришла латиноамериканская весна[9]. К 25-го сентября парагвайские лётчики стали сообщать, что все деревянные и бревенчатые конструкции форта были разбиты или сожжены. Кладка каменных укреплений форта также была значительно порушена. Гарнизон форта явно понёс большие потери, так как в двух милях