Ловушка захлопнулась. Но не для нас.

Я посмотрел на Анну, на её полные ужаса и вопроса глаза.

— Нам надо возвращаться, — холодно и твердо заключил я, помогая поднятся Анне и залезть на моего коня.

* * *

Лысак с силой швырнул окурок на мокрую от росы землю. Его лицо, искажённое бессильной яростью, было бледным в утреннем свете. Внутри всё кипело и требовало выхода — сорвать зло на ком-то, разбить, уничтожить.

— Где была артиллерия⁉ — его хриплый крик заставил съёжиться двух подчинённых, стоявших по стойке «смирно» в нескольких шагах. — Где эти идиоты с миномётом, которых я лично послал на высоту⁈ Я ждал один залп! Один, чтобы превратить эту дворянскую развалюху в щепки и придавить всех, кто из неё полезет!

Один из головорезов, помоложе, нервно облизнул губы и попытался найти слова:

— Лысак, мы потеряли связь с расчётом ещё до начала… А потом…

— Потом? — Лысак медленно повернулся к нему, и в его глазах вспыхнул тот самый, знакомый подчинённым, холодный огонёк, предвещавший беду. — Что «потом», шпана?

— А потом… Потом прискакал Клим, весь в саже, говорит, на них напали. В лесу. Когда устанавливали… — голос юнца дрогнул и замолк под тяжестью взгляда Лысакова.

— Напали? — Лысак произнёс это тихо, почти шёпотом, и от этого стало ещё страшнее. — Кто? Крестьянские комитеты? Бабки с вилами? Кто посмел⁈

— Клим говорит… не разглядел. Тихо, быстро, профессионально. Обезвредили часового, перерезали расчёт… Миномёт утопили в болотце. Он один удрал.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Лысака. Он отвернулся, сжав кулаки так, что кости затрещали. Вся операция, такой красивый, жестокий план — взять графиню живьём на дороге, а затем накрыть взрывом усадьбу — рассыпалась в прах. И рассыпал её один и тот же человек. Тот, кого он уже считал мёртвым.

— Клим… — прошипел Лысак, с ненавистью выплёвывая это имя. — Опять он. Вынырнул из гроба, собака сутулая.

Он резко обернулся к подчинённым.

— Кончено тут ничего! Собирай всех! Мы слишком долго засиделись. Надо атаковать. Я лично вырежу князю сердце и накормлю им ворон! Двинуться!

Головорезы бросились выполнять приказ, радуясь, что гнев Лысака переключился на кого-то другого.

* * *

Наш дружный боевой отряд выскочил с такой стремительной скоростью, что мало, кто из бандитов, взявших нас в кольцо, успел отреагировать.

— Что это было⁉ — настороженно пролепетала мне над ухом графиня, когда мы стремительно влетели на вороном коне обратно за ворота деревни.

— Скоро узнаем, — слегка иронично подметил я, устремляя лошадь туда, откуда поднимался чёрный столб дыма.

Мы мчались по пыльной дороге, оставляя за спиной смятение. Воздух, ещё недавно разрываемый выстрелами и криками, теперь гудел от зловещей тишины, нарушаемой лишь топотом копыт моего вороного коня и тяжёлым дыханием Анны, вцепившейся мне в плечи.

Чёрный дым над усадьбой густел, клубясь и ползя по земле, как ядовитый туман. Взрыв прогремел рядом с тем местом, где мы оставили стариков, женщин и раненых бойцов.

На месте попадания снаряда теперь виднелись огромная чёрная воронка.

Пыль медленно оседала, обнажая шокирующую картину разрушений. Воронка зияла там, где ещё час назад стоял старый амбар, служивший импровизированным лазаретом и складом медикаментов. От строения остались лишь груды дымящихся обломков да торчащие из земли, как рёбра исполинского зверя, почерневшие балки.

Воздух был густым и едким, пахло гарью, расплавленным металлом и… чем-то сладковато-приторным, от чего сводило желудок.

— Нет… — вырвалось у кого-то позади меня, и этот шёпот был полон такого ужаса, что стало ясно — удар пришёлся по самому сердцу нашей надежды.

Я спрыгнул с коня, едва тот замер, и бросился к краю воронки. Анна последовала за мной, её пальцы вцепились в мой плащ.

Картина была апокалиптической. Казалось, сама земля была изуродована. Стоны и приглушённые крики доносились отовсюду — это уцелевшие, оглушённые и в шоке, копошились в руинах, оценивая масштабы потери. Потери не человеческих жизней, а всего того, что позволяло эти жизни спасать.

Это был не просто удар по нашей обороне. Это был удар по нашей способности выживать, по нашему будущему.

— Сестра Агата! — крикнул я, вглядываясь в хаос. — Где сестра Агата⁈

— Здесь, ваше сиятельство! — отозвался хриплый, но твёрдый голос.

Я обернулся. Пожилая женщина, вся в пыли и саже, с окровавленной повязкой на лбу, руководила теми, кто не мог стоять на ногах. Её лицо было строгим и сосредоточенным, лишь поджатые губы выдавали внутреннее напряжение.

— Раненые? — спросил я, подбегая к ней.

— Шок, ушибы, ранения от летящих обломков, — она отчеканила, не отрываясь от работы. — Но главное… — её голос дрогнул, впервые за всё время знакомства. — Лекарств… почти не осталось. Все запасы были в амбаре. Инструменты перевязочные… всё.

Проклятие сорвалось с моих губ. Это был рассчитанный удар, точный и беспощадный. Они знали, куда целиться. Они уничтожили не людей, а нашу возможность их лечить.

Внезапно Анна, до этого молча наблюдавшая за всем с широко раскрытыми глазами, резко дёрнула меня за рукав.

— Миша, смотри! — она указала на груду обломков у самого края воронки.

Там, под развороченным куском кровли, виднелась рука в изящном кожаной перчатке с серебряной пряжкой — не крестьянская, не солдатская. И рядом — обломок трости с знакомым резным набалдашником.

Людвиг. Секретарь графа де Нотель. Тот, кого я видел лишь мельком в кабинете её отца. Он был здесь. В моей усадьбе. В эпицентре взрыва.

Мы с Анной взглянули друг на друга, и в её глазах читалось то же самое леденящее непонимание, что и у меня. Как он тут оказался? Ещё и раньше, чем сама Анна добралась?

Я же опустился на колени рядом с телом Людвига, аккуратно отодвигая обломки. Анна, преодолевая отвращение и ужас, сделала то же самое.

Людвиг был мёртв. Но он погиб не от взрыва. Его горло было аккуратно перерезано острым, как бритва, лезвием. И в его окоченевшей руке был зажат маленький, свёрнутый в трубочку клочок пергамента.

Я осторожно разжал его пальцы и развернул записку. Почерк был убористым, чётким, без единой помарки.

«Жду твоего ответа у старой мельницы.»

Подписи не было. Но нетрудно было догадаться, что кто-то из-за стены все же пробрался сюда.

Анна, прочитав записку через моё плечо, сдавленно ахнула и