Но вот поблизости появляется еще одна группа гепардов, плотность популяции охотников возрастает, и динамика меняется. Среди особей изначальной группы те, которым для поимки добычи требовались одна-две попытки, по-прежнему могут прокормить себя и своих детенышей, а вот те, кто двигался чуть медленнее и ловил газель обычно только с третьей попытки, теперь испытывают трудности. Из-за возросшей численности гепардов добычи становится все меньше, и каждая неудача внезапно приобретает более серьезное значение. Если прежде промашка означала, что на охоту придется потратить чуть больше времени, а на сон чуть меньше, теперь она означает, что придется ходить голодным несколько дней. В результате усиливается давление отбора на гепардов, хотя никакие признаки среднестатистической газели не изменились; просто увеличилась конкуренция между охотниками.
Тем не менее в процессе этой внутривидовой конкуренции совершенствуется именно скорость (а не эффективность пищеварения, не ширина плеч и не слух) – ведь как раз на скорость полагаются газели, убегая от гепардов. Тот же сценарий, только в обратном порядке, применим и к газелям, и эти два процесса взаимно усиливают друг друга.
Теперь, после этого пояснения, можно перейти к следующему вопросу. Конечно же, гепарды бегают быстро потому, что быстро бегают газели (и наоборот), но на самом деле мы имеем в виду, что гепарды данного поколения бегают быстро потому, что быстро бегали газели предыдущего поколения (т. е. родители ныне живущих газелей). Те газели, в свою очередь, бегали быстро потому, что гепарды предыдущего поколения бегали быстро, и так далее. Так мы все дальше и дальше возвращаемся назад, во времена задолго до того, как первобытный человек впервые увидел гепарда или газель, задолго до того, как предки гепардов и газелей стали походить на гепардов и газелей. Часы крутятся назад, отматывая тысячелетия, и изменения, обусловленные конкуренцией, становятся другими. Теперь имеет значение уже не скорость, а нечто иное – возможно, комплекс признаков, – и вскоре на сцене появляются другие виды, объединенные пищевыми сетями, новые игроки со своими преимуществами и недостатками, успехами и неудачами, каждый с признаками, которые были наиболее полезными для поколения его родителей, – а мы все глубже погружаемся в прошлое, минуем первых млекопитающих, затем первых наземных позвоночных и возвращаемся в море, утрачиваем позвоночник и жабры, теряем нервную систему, теряем даже способность к передвижению, падаем на морское дно, беспомощно трепыхаясь в этом потоке…
Нам начинает казаться, что ответ на вопрос «Почему гепарды быстро бегают?» вообще недостижим, ускользает в бесконечном движении в прошлое, словно попытка ответить на вопрос ребенка «Почему?» на каждый ваш последующий ответ. Но такое движение назад не бесконечно – оно заканчивается с появлением молекулы, впервые скопировавшей себя в так называемом первичном бульоне[13]. И вот мы подошли к ответу номер два на мой вопрос, и поскольку речь идет о первопричине[14], стоит потратить на ее рассмотрение некоторое время. Это также поможет проиллюстрировать, насколько удивительно неэффективной стала жизнь на Земле. Итак, давайте посмотрим на этот процесс с другой стороны, начиная с той самой молекулы.
Репликаторы
Это произошло примерно 4 или 4,5 млрд лет назад. Жизнь еще не появилась, и для нейтрального наблюдателя, если бы он тогда существовал, на Земле не было ничего примечательного. Тем не менее имелись вода с коктейлем растворенных или взвешенных в ней химических соединений и энергия, которую обеспечивали вулканы, гидротермальные источники и электрические грозы. Неясно, как все началось, но в этой не внушающей оптимизма обстановке зародилась молекула с очень необычными свойствами. Она, скорее всего, напоминала дезоксирибонуклеиновую кислоту (ДНК), которая, безусловно, от нее происходит, но точный ее химический состав не так важен, как тот факт, что в определенных условиях эта конкретная молекула спонтанно создала копию самой себя. Затем она создала другую копию, эти копии создали новые копии, и вскоре возникла экспоненциально разрастающаяся группа молекул, которые занимались одним и тем же делом – ни больше ни меньше как собственным копированием (созданием, так сказать, своего клонального потомства). Это были репликаторы.
ДНК – это длинная цепочка (на самом деле скорее лесенка, но закрученная в спираль, как макаронина фузилли), и она воспроизводится, разделяясь посредине. Затем каждая из двух половинок притягивает из окружающей среды мелкие составные части, из которых состояли их бывшие партнеры, пока на месте одной молекулы не образуются две одинаковые. Самые первые древние молекулы, вероятно, были одноцепочечными, как современная РНК (рибонуклеиновая кислота, тоже задействованная в генетических механизмах клетки), однако они обладали важным общим свойством обеих типов молекул: они не всегда воспроизводились идеально точно. Время от времени возникали ошибки копирования, и это сыграло важную роль в дальнейших событиях.
Всякий раз, когда репликатор порождал дочернюю молекулу, чуть-чуть отличающуюся от остальных, эта новая молекула создавала собственные копии, в которых сохранялась та же ошибка, и таким образом давала начало новой, особой линии. Некоторые из этих линий могли слегка различаться по скорости и/или эффективности воспроизведения собственных копий, а значит, такие молекулы становились более или менее распространенными, чем другие. В какой-то момент сама численность репликаторов, вместе с ограниченным количеством в конкретном месте сырья для построения новых молекул, привела к возникновению конкуренции между молекулами из разных линий. В таком пассивном и бесцельном занятии, как репликация, тем не менее появились «победители» и «проигравшие»: молекулы быстрой сборки обретали преимущество над своими более медлительными конкурентами.
Теперь допустим, что одна линия репликаторов появилась на свет вследствие ошибки копирования, которая дала ей необычную способность: вместо того чтобы просто собирать свою копию из мелких составляющих, плавающих поблизости, она получила возможность активно отрывать отдельные компоненты от других молекул-репликаторов и таким образом стала «хищником». Такая линия должна была очень быстро получить преимущество, и выжить в ее присутствии мог только тот вид репликаторов, который каким-то образом сумел защититься от расчленения. А это могло произойти, если, например, в результате ошибки копирования она получила способность собирать вокруг себя не только компоненты для собственной репликации, но и дополнительный слой веществ, способный отражать атаки «хищной» молекулы. Теперь предположим, что эта линия «бронированных» репликаторов впоследствии изменилась так, что тоже приобрела способность разрывать другие репликаторы и вводить их составные части в свои копии. Преимущество теперь окажется на другой стороне, и у первой линии хищников остается два варианта: либо у них должна возникнуть удачная мутация, которая способствует появлению брони, либо им придется вымереть.
Если мы заглянем на сотни миллионов лет вперед, то увидим существенное усложнение механизмов, используемых конкурирующими линиями репликаторов. Слой веществ, окружающих молекулы, которые продолжали копироваться, скорее всего, станет толще, разнообразнее и будет лучше выполнять функцию защиты от атак, а орудия нападения, в свою очередь, станут более эффективными. Причем, возможно, эти молекулы-репликаторы будут трудноразличимы, так как окажутся скрытыми под толщей футляров, которые сами себе создали. Говоря словами Ричарда Докинза, они будут надежно укрыты в «машинах выживания».
Следующей очевидной инновацией стала склонность к избирательному сотрудничеству. Некоторые репликаторы из различных линий объединялись, и какие-то из этих комплексов выживали успешнее, чем отдельные компоненты. Один репликатор в группе мог обеспечивать покрытие комплекса защитным слоем, второй создавал отростки, пригодные для нападения на другие комплексы; каждая из особенностей могла быть полезной по отдельности, но вместе они давали нечто большее, чем простая сумма частей.
Эти комплексные машины выживания начали бороться друг с другом за доступ к ресурсам, потребность в которых возрастала с их усложнением. По сути, это была гонка вооружений, имеющая тот же результат – серию постоянно нарастающих инноваций в области обороны и нападения, – хотя от привычного нам варианта этот процесс отличался в одном
