первым на очереди оказался я. Без тела, без плоти в привычном понимании. Но я осознал себя, будучи развеянной энергией.
— Вот оно как, — я уже и сам сопоставил известные факты и пришел к подобному выводу. — Ты не маг разума, как я считал. Ты дух без покровителя. Ты не манипулируешь энергией, ты и есть энергия.
— Бинго.
— Бедолага. Мне искренне жаль тебя.
Именно поэтому Кайос и Стихиалий не ладят. Вернее, не дружат. Их интересы никак не пересекаются, потому что любое разумное существо рано или поздно начинает творить всякую дичь, проверяя на прочность горизонты своих возможностей.
И одно дело, когда это существо из плоти и крови, или хотя бы их аналогов. И совсем другое, когда оно сотворено из первостихии. Все духи, дети Стихиалия, строго привязаны к своим аспектам. С таким батей особо не забалуешь, там все строго. Они рождаются в своей стихии, со своей целью, которая является и смыслом их существования. Неограниченные возможности, втиснутые в строгие рамки предназначения.
А тут ребенок Кайоса и Виталы. От первого мозги, от второй неизменная свобода воли. И все это помноженное на доступ к стихийной энергии. Опасная, очень опасная смесь. Особенно в руках обиженного на весь мир ребенка с гипертрофированным чувством справедливости. Извращенной справедливости. Почему ему пришлось погибнуть, а весь мир живет и веселится. Так получается?
— Не надо меня жалеть, — словно прочитав мои мысли, ответил Озаренный. — У меня было достаточно времени на это, поверь, я уже изжалел себя вдоль и поперек. Пройденный, хоть и необходимый этап.
— Да ладно? — я скептически обвел руками зал. — А это тогда что такое? Готовишь человечеству подарок на новый год? Что здесь завернуто в сорок семь лучей? Бесконечный источник энергии? Лекарство от всех болезней?
— Здесь? Портал, разумеется. Мне все равно на род людской и что с ними станется, — в голосе Озаренного не было и тени презрения или ненависти. Лишь глубокое и искреннее, а от того еще более пугающее безразличие. — Я просто хочу подняться наверх и посмотреть, что там, за бесконечным небом.
Речь шла не о полете в стратосферу, разумеется. И не на луну он собирался, это и так понятно. Он был в курсе о том, что этот мир запечатан и намеревался пробить брешь. И тут все сложилось.
— Ты использовал энергию расщепленных духов. Но для ритуала тебе нужен был медиум из этого мира. Тело.
— Вот даже представить не могу, как ты смог так быстро прийти к этому выводу, — «император» усмехнулся. — Разве что ты уже знал ответ.
То же самое, что и со мной. Хаха забросил меня в тело, изначально принадлежавшее этому миру. Так моя связь с его Потоком стала крепка. Тело было не просто вместилищем, но и своего рода проводником. Частью Потока. Нельзя управлять колоссальной энергией, будучи ее частью.
Это как пытаться вытащить самого себя за волосы из воды. Вот и Озаренному нужно было вместилище, принадлежавшее этому миру. Но он не мог просто «вселиться», он же не призрак какой-нибудь. Нужен был мощный сосуд, способный выдержать его мощь. Но если остальные люди как цельные замкнутые сферы, то абсорбирующий аспект императора — как бутылочное горлышко. Через него можно забраться внутрь, не разбив хрупкую оболочку. Идеальный вариант.
— Ты ведь был там, — не спрашивал, но утверждал Озаренный. — За небесным горизонтом. Там есть другие миры, вроде мира Ваал. Раз есть второй, то будет и третий, пятый, десятый. Сколько их? Сколько разумных рас, сколько чудес, сколько новых открытий…
Я вдруг понял, что если бы судьба иначе бросила свои кости, если бы изгибы Потока сложились чуть иначе… Кто знает, может быть молодой гений, отмеченный самим Кайосом, смог бы осуществить свою мечту. Учитывая его последовательность и целеустремленность, нет никаких сомнений, что он бы стал достойным членом гильдии Гениев.
Но его душа уже отмечена печатью дестабилизации. Он сделал свой выбор, Амбер взвесил его душу и вынес вердикт. Однозначный.
— Мне жаль, но ты никогда не узнаешь, — ответил я, отбросив эмоции. — Я не позволю. Просто не могу иначе. Как и в тот раз, когда ты был человеком. У меня не было возможности спасти тебя. Мне жаль, что он умер. Но не надо прикидываться, будто бы ты, это он. Не оскверняй память героя, не очерняй его жертву.
— Может да, может нет, может белиберда, — качал головой Озаренный, — может бред. С чего ты вообще решил, что можешь что-то сделать? Да, тебе не нужны артефакты и всякие хитрости, чтобы создать, пусть и несовершенное, но все же искривление времени. Но в одном ты прав, я уже давно не тот жалкий человек.
Я не понял, что он сделал. Это было похоже на электромагнитный импульс, но на более тонком уровне. Удар волной разошелся во все стороны, отчего мое поле пошло волнами, а затем распалось. Люди вокруг начали двигаться с непривычной скоростью, бросались к императору, скороговоркой что-то тараторя.
Это обычный эффект, если искривляешь время, не нарушая целостности пространства. Здесь оно растянулось, а снаружи сжалось. А теперь наше растянутое время пыталось нагнать то, что снаружи. Выровняться, стать единым и общим потоком.
Так что для окружающих мы сейчас выглядели как заторможенные куклы. Но это не помешало «императору» принять грозную позу, нахмурить брови и вытянуть руку, указывая на меня.
— Он всему виной! Убить предателя империи!
Глупо, голословно, бездоказательно. Но кого волнуют такие мелочи, если слова брошены лично «правителем»? Может кто-то и задал бы наводящие вопросы, попытался разобраться в ситуации, напомнить про законы, конституцию, права человека, многовековые аристократические традиции.
Но один из присутствующих плевал на все это с высокой колокольни. Дядя Никифор, одаренный хрен знает какого ранга, личный телохранитель его величества, хранитель техники Призрачного Доспеха, не считая императора, самый сильный одаренный этого мира из встреченных мною.
Он атаковал ровно в момент, когда император произнес «убить». Остальную часть фразы ему слушать было не обязательно. Почему убить — Никифора уже не волновало.
Глава 18
Сейчас я научу тебя уважать старших
Все, что я успел сделать, это вытянуть вперед руки. В тот же миг в них появилась духовная глефа — мое лучшее оружие.
Никифор орудовал прямым двуручным мечом, но не обычным. Он не имел гарды, а лезвие было таким тонким, что должно было сломаться от любого удара.