— Странно всё это, — пробормотал Киселев, вытирая мокрое лицо бумажным полотенцем. — За тридцать лет практики я повидал всякое — и туберкулезный менингит, и герпетический энцефалит, и даже амебный менингоэнцефалит у одного ныряльщика, который искупался в грязном пруду. Но чтобы симптомы менялись как в калейдоскопе, а ликвор был чистым… Такого не было.

А у меня за две жизни такого не было. В прошлой жизни я двадцать лет проработал в реанимации университетской клиники, видел самые редкие и странные случаи, которые привозили со всей страны. Но это — было за гранью понимания.

Фырк материализовался на столе, почесал за ухом задней лапкой.

— Знаешь, двуногий, мне всё больше и больше кажется, что это не естественная болезнь. Слишком уж театрально. Слишком демонстративно. Как будто кто-то играет с тобой в медицинские загадки, каждый раз подкидывая всё новые, несовместимые друг с другом симптомы.

— Типа биологического оружия? — мысленно спросил я, устало опустившись на стул.

— Или магического. Или вообще чего-то, о чем мы даже не догадываемся. Помнишь, я говорил, что видел похожие кристаллы? Так вот, это было связано с экспериментами. С попытками создать управляемую болезнь.

— Управляемую?

— Ну да. Болезнь, симптомы которой можно менять по желанию. Сегодня пневмония, завтра менингит, послезавтра — инфаркт миокарда. Идеальное оружие — невозможно лечить то, что постоянно меняется и не оставляет следов.

Через сорок минут томительного ожидания, которые показались вечностью, пришли результаты анализа ликвора. Лаборантка — Мария Петровна, пожилая женщина с тридцатилетним стажем и репутацией самого точного диагноста в больнице — принесла бланк лично.

По ее строгому, озадаченному лицу было видно, что результаты ее, мягко говоря, удивили.

— Игнат Семенович, Илья Григорьевич, — она положила бланк на стол. — Я трижды перепроверила. Даже попросила коллегу из биохимической лаборатории посмотреть в микроскоп. Результат один и тот же.

Киселев схватил листок, пробежал глазами. Его лицо окаменело. Он молча, как будто передавая смертный приговор, протянул бланк мне.

Я читал и не верил своим глазам.

Белок: 0,3 г/л (норма 0,2–0,4)

Глюкоза: 2,8 ммоль/л (норма 2,2–3,9)

Хлориды: 120 ммоль/л (норма 115–130)

Цитоз: 3 клетки в поле зрения (норма до 5)

Бактериоскопия: микроорганизмы не обнаружены.

— Это ликвор абсолютно здорового человека, — я медленно положил бланк на стол. — У него все клинические признаки тяжелейшего гнойного менингита, а спинномозговая жидкость чистая как у младенца.

Невозможно. Физиологически невозможно. При менингите цитоз, то есть количество клеток, должен быть сотни, если не тысячи. Белок — повышен в разы из-за воспалительного барьера. Глюкоза — резко снижена, потому что ее «пожирают» бактерии. А тут — идеальная, эталонная норма.

— Может, ошибка лаборатории? — предположил я без особой надежды.

— Илья, — Киселев тяжело покачал головой, — ты же знаешь Марию Петровну. За тридцать лет она ни разу не ошиблась в анализе. И она сказала, что трижды перепроверила.

Мы замолчали. Ординаторская погрузилась в оглушительную тишину, нарушаемую лишь тиканьем настенных часов. Мы были в абсолютном, полном, беспросветном тупике.

Дверь кабинета бесшумно открылась. Вошли Фролов и Величко. По их лицам — усталым, осунувшимся, с красными ободками вокруг глаз — я сразу понял, что новости будут плохими. Они выглядели как гонцы, принесшие весть о проигранном сражении.

— Илья Григорьевич, Игнат Семенович, — начал Фролов, нервно теребя в руках толстую папку с результатами. — Мы закончили расширенное исследование.

— И? — Киселев, сидевший напротив меня, вперился в них тяжелым взглядом.

— Ничего, — Величко развел руками в жесте полной, безоговорочной капитуляции. — Абсолютно ничего. Мы проверили всё, что только можно было придумать.

Фролов открыл папку и начал монотонно, словно зачитывая некролог, перечислять результаты их ночной работы.

— Посевы на специальные среды для грибков — агар Сабуро, кровяной агар, шоколадный агар. Инкубировали при разных температурах. Роста нет. Иммуноферментный анализ на токсоплазмоз — антитела не обнаружены. Исследование кала на амебиаз, лямблиоз, криптоспоридиоз — отрицательно. Микроскопия толстой капли крови на малярийный плазмодий — не обнаружен. Полимеразная цепная реакция на вирус простого герпеса, цитомегаловирус, вирус Эпштейна-Барр — отрицательно.

— А магические тесты? — спросил я, хватаясь за последнюю, самую тонкую соломинку.

— Тоже чисто, — Величко сокрушенно покачал головой. — Проверили на одержимость — реакция образца крови с магически заряженной водой отрицательная. На наличие паразитических духов — проба с серебряной пылью не дала почернения. На родовые проклятия крови — магический резонанс в пределах фоновой нормы. Мы даже уговорили старшую лаборантку из магического отдела, у нее слабый Дар видения, посмотреть на образцы. Говорит, аура у крови и ликвора абсолютно чистая, никаких темных сущностей или аномалий.

Фролов продолжил свой скорбный отчет:

— Мы связались с областной референс-лабораторией во Владимире. Отправили им все образцы срочной доставкой — за два часа долетели. Они проверили на редкие арбовирусы, которые переносят насекомые. На прионы — тест на патологический прионный белок отрицательный. Даже на некоторые тропические инфекции на всякий случай проверили — лейшманиоз, трипаносомоз. Всё чисто.

Второй удар в солнечное сплетение. После нокаута от идеального ликвора — это был контрольный в голову. Мы проверили всё, что знает современная медицина и магическая диагностика. Мы использовали ресурсы двух лучших лабораторий региона. Результат — абсолютный, оглушительный ноль.

В дверь робко постучали. Вошел Славик Муравьев. Вид у него был как у побитой собаки — плечи опущены, в глазах — смесь растерянности и вины.

— Я закончил поиски, — тихо сказал он, сжимая в руках планшет так, что побелели костяшки пальцев.

— Что нашел? — я повернулся к нему с последним проблеском надежды.

— Ничего не нашел. Вот в этом и проблема.

— Как это — ничего? — Киселев нахмурился еще сильнее.

Славик включил планшет, пролистал несколько экранов.

— Я обзвонил все подстанции скорой помощи в радиусе пятидесяти километров. Поговорил с каждой бригадой, которая дежурила за последние сутки. Никто такого пациента не привозил. Вообще никто. Я даже с центральными диспетчерами связался — в журналах вызовов нет ничего похожего.

— Но он же как-то попал к нам в приемный покой! — возмутился Фролов.

— Вот именно, — Славик обреченно кивнул. — Как-то попал. Но официально его не привозили. Далее — я проверил его по базе МВД. Сфотографировал в изоляторе, прогнал через систему распознавания лиц — ноль совпадений. Проверил базу пропавших без вести по всей Империи за последние пять лет — никого похожего. Даже базу ГИБДД проверил, может, права