Я вышел из бокса в предбанник, где нервно топтались Фролов и Величко.

— Коллеги! — они вздрогнули от моего резкого тона. — Вы — наша мобильная лаборатория и аналитический центр. Я категорически не верю этим идеальным анализам. Это противоречит всем законам медицины. Берите все вчерашние и сегодняшние образцы — кровь, мокроту, мочу, соскобы, что там еще есть. Гоните их по всем редким и экзотическим тестам, которые только есть в нашей больнице.

— Каким именно, Илья? — Фролов уже достал свой неизменный блокнот.

— Всем! Ищите атипичные грибки — кандида, аспергиллы, криптококки. Простейших — токсоплазму, амеб, лямблий. Паразитов — эхинококк, цистицерк. Проверьте на прионные болезни — возможно, это какой-то атипичный вариант Крейтцфельдта-Якоба. И обязательно — магические тесты на одержимость, паразитических духов, проклятия крови, некромантические воздействия. У нас же есть в лаборатории специальные реактивы?

— Есть, но они жутко дорогие, их только для аристократов используют… — начал было Величко. — Его страховка может не покрыть. Если она у него вообще есть.

— Плевать на цену! — отрезал я. — Жизнь человека дороже! Спишете на меня, я потом с Кобрук договорюсь. И еще — немедленно свяжитесь с областной референс-лабораторией во Владимире. Объясните ситуацию. Пусть готовятся принять наши образцы и проверить на все, на что мы здесь не можем — редкие тропические инфекции, особые штаммы, генетические аномалии, всё что угодно! Время пошло!

Я должен был решить эту загадку!

Глава 6

Они умчались, громко топая по коридору, их глаза горели азартом сложной задачи.

Славик Муравьев стоял рядом, сжимая в руках планшет и ожидая указаний.

— А мне что делать, Илья?

— Славик, ты — наш детектив. Нам нужно выяснить, кто этот человек и откуда он взялся. Это может быть ключом. Бери телефон, планшет, ноутбук — что угодно. Первое — свяжись со всеми бригадами скорой помощи, которые дежурили за последние двадцать четыре часа. Узнай, кто именно привез этого пациента, откуда его забрали, при каких обстоятельствах подобрали. Что он говорил по дороге, был ли в сознании, были ли с ним документы или какие-то личные вещи.

— Понял!

— Второе — пробивай его по всем возможным базам данных. Полиция, паспортный стол, ГИБДД, налоговая. Проверь базы пропавших без вести, федерального розыска. Попробуй через программу распознавания лиц найти его в соцсетях. Мне нужна его полная биография — от рождения до момента поступления. Семья, работа, поездки за границу, хронические болезни, всё!

— Сделаю! — он тоже сорвался с места и побежал выполнять задание.

Фырк уселся на моем плече.

— Неплохо командуешь, генерал Разумовский. Прямо Наполеон в белом халате. Войска брошены в бой, операция «Найти и обезвредить загадочную хворь» началась!

Только вот армия у тебя маловата — три хомяка-ординатора и один старый бюрократ, который сам тебя боится.

— Работаем с тем, что есть, — мысленно ответил я, возвращаясь в бокс, где Киселев уже готовился к пункции. — В медицине часто приходится импровизировать.

Следующий час я провел, ассистируя Киселеву при люмбальной пункции.

Процедура сама по себе сложная и деликатная — нужно попасть тончайшей иглой точно между позвонками, пройти через все слои тканей и оболочек, добраться до спинномозгового канала и взять на анализ драгоценные миллилитры спинномозговой жидкости, не повредив при этом сам спинной мозг. А проводить ее пациенту, чье тело сведено судорогой и выгнуто дугой, — задача из области высшего пилотажа.

Сначала пришлось бороться с чудовищным мышечным спазмом. Прибывший анестезиолог, Петр Семенович, ввел в центральный катетер десять миллиграммов диазепама.

Мы ждали, наблюдая, как постепенно, с неохотой, страшное напряжение мышц начинает ослабевать. Тело пациента обмякло, и мы смогли, наконец, уложить его на бок.

— Ноги к животу, — командовал Киселев, натягивая вторые стерильные перчатки. — Максимально согнуть позвоночник, поза эмбриона.

Я и две медсестры с трудом сгибали пациента. Даже под действием мощного седативного препарата его мышцы продолжали сопротивляться, как будто отказываясь принимать эту уязвимую позу.

Киселев работал методично, уверенно и, я должен был признать, очень красиво. Сначала тщательная пальпация — кончиками пальцев он нащупывал остистые отростки позвонков, определяя нужный межостистый промежуток.

— Третий-четвертый поясничные… Вот здесь, — он пометил место йодом, нарисовав небольшой крестик.

Обработка операционного поля — трижды, концентрическими кругами от центра к периферии. Затем местная анестезия — тонкой иглой он ввел новокаин, послойно, создавая под кожей характерную «лимонную корочку».

— Держите крепче, — предупредил он, беря в руки длинную, тонкую пункционную иглу. — Сейчас будет основной прокол, он может дернуться даже под седацией.

Игла вошла строго перпендикулярно к поверхности кожи. Киселев медленно, с ювелирной точностью, продвигал ее вглубь, миллиметр за миллиметром, чувствуя сопротивление тканей кончиками пальцев.

— Проходим кожу… подкожную клетчатку… наднадкостничную связку… межостистую… — он тихо комментировал каждый этап, скорее для себя, чем для нас.

Вдруг — характерный, едва ощутимый «провал». Игла, преодолев плотную твердую мозговую оболочку, оказалась в субарахноидальном пространстве.

— Есть! — выдохнул Киселев и аккуратно извлек из просвета иглы мандрен — тонкий металлический стержень, закрывавший ее просвет.

Мы замерли, ожидая. При повышенном внутричерепном давлении, которое всегда сопровождает менингит, ликвор должен был буквально выстрелить из иглы струей. При нормальном — сразу же начать капать частыми каплями.

Ничего. Из павильона иглы не появилось ни капли.

— Странно, — Киселев нахмурился. — Давление низкое? Или я промахнулся?

Он немного изменил угол иглы, совсем чуть-чуть, провернул ее на четверть оборота. И вот — первая капля. Прозрачная, чистая, как слеза. За ней вторая, третья. Медленно, неохотно, словно нехотя, ликвор начал вытекать из иглы.

Кристально чистый ликвор. Как дистиллированная вода. При бактериальном менингите он был бы мутным, гнойным, желто-зеленого цвета. При вирусном — слегка опалесцирующим, как разбавленное молоко. При туберкулезном — образовывал бы на поверхности тонкую фибриновую пленку.

А тут — идеальная, абсолютная прозрачность.

Киселев молча подставил стерильную пробирку, набрал пять миллилитров.

— В лабораторию, cito! — приказал он медсестре. — Полный анализ — цитоз, белок, глюкоза, хлориды! Бактериоскопия с окраской по Граму и Цилю-Нильсену! И отдельно — посев на всевозможные среды! Живо!

Медсестра подхватила драгоценные пробирки и почти бегом выскочила из изолятора.

Мы вышли в предбанник, снимая защитные костюмы. Комбинезоны были насквозь мокрыми от пота — работать в полной защите, выполняя тонкие манипуляции, было тяжело,