Опять же, этому есть несколько объяснений. Самое очевидное, что они просто не могут распознавать яйца. Расписные малюры строят куполообразные гнезда, внутри которых достаточно темно; при таком освещении все яйца, выглядят одинаково[36]. Наоми Лэнгмор сообщает, что эти птицы крайне редко отвергают чужие яйца из-за внешнего вида[37]. В идеале это должна быть первая линия обороны против кукушек, учитывая, что такая стратегия позволяет максимально снизить издержки приспособленности, поэтому малюры сразу же оказываются в невыгодном положении. Короче говоря, этот вид, вероятно, предпочел стратегию врожденного распознавания птенцов потому, что вариантов лучше не нашлось. Естественный отбор может выбирать только между существующими решениями, и для малюров таких решений оказалось не очень много. Как и в случае с выстреливающей челюстью мурены, то, что поначалу кажется триумфом эволюции, может оказаться весьма посредственным обходным маневром.
Из анализа отношений между кукушками и их хозяевами можно извлечь несколько общих уроков. Здесь имеет место динамика гонки вооружений, но мы уже рассмотрели ее последствия на примере хищников и добычи; идея неодинакового давления отбора тоже уже знакома читателю. Новым здесь является то, что на их примере можно видеть ограничения эволюции. Естественный отбор достиг множества замечательных результатов, но он не способен решить все проблемы вида, и для хозяев кукушек, по-видимому, не существует удачного решения проблемы кукушат. Возможные варианты – это либо импринтинг, из-за которого хозяин может отвергнуть собственное потомство, если первый птенец, которого он увидит, окажется кукушонком, либо врожденная способность к распознаванию, которая (если она достаточно специфична, чтобы быть эффективной) может сделать хозяев неспособными противостоять мимикрии кукушат.
Взаимоотношения между кукушкой и хозяином поучительны еще и в другом смысле. Хотя это всего лишь одно из проявлений паразитизма среди миллионов в мире природы, они показательны в том отношении, что баланс сил между хозяином и паразитом всегда смещен в пользу последнего. Эту идею мы более подробно рассмотрим в следующей главе.
3
Нахлебники
[Каждый] случай, когда растение или животное становится жертвой паразита, отражает их неумение приспособиться.
Джерри А. Койн.
Эволюция. Неопровержимые доказательства[38]
Молодой шимпанзе немного отстал от своей группы. Он слышит своих сородичей – они метрах в ста от него, – но это западноафриканский лес, и сотни метров достаточно, чтобы потерять друг друга из виду. Он залезает на дерево, заметив многообещающее дупло где-то на середине высоты ствола, и вскоре улавливает запах мочи леопарда. Шимпанзе интуитивно знают этот запах – это то, чего следует избегать, а если нет такой возможности, об этом нужно шумно сообщить: леопарда можно отогнать, но только совместными усилиями. Детеныш продолжает карабкаться наверх. Он не издает ни звука и не выказывает страха – им движет только любопытство. Когда его голова оказывается на одном уровне с дуплом, оттуда раздаются шипение и ворчание: самка леопарда оставила там своего детеныша, уйдя на охоту. Шимпанзе в восторге. Он наклоняет голову, намереваясь сунуть руку в дупло, но едва это делает, как тут же получает удар лапой от звереныша и отдергивает руку. Увлекшись, он не замечает приближения самки леопарда до тех пор, пока ее зубы не смыкаются на его шее.
Поведение этого шимпанзе сформировалось под сильным давлением отбора – в чем есть реальная польза – и с эволюционной точки зрения представляет собой нечто новое. Когда-то в далеком прошлом ни один шимпанзе так бы не поступил: распознав запах, он осознал бы опасность и позвал на помощь сородичей. Но прошло достаточно много времени, чтобы подобное проявление любопытства возникло и было поддержано естественным отбором. В результате некоторые шимпанзе словно утратили страх, и их роковое любопытство – продукт эволюции. Оно явно идет кому-то на пользу.
И это, определенно, не шимпанзе.
Выгоду от данной ситуации получает простейшее под названием токсоплазма (Toxoplasma gondii). Простейшие – одноклеточные организмы[39], а T. gondii – очень распространенный их представитель. Кроме того, это паразит. Вызываемое им заболевание называется токсоплазмоз, оно довольно хорошо известно, особенно беременным женщинам, у которых есть кошки; их, скорее всего, предупреждали, что во время беременности не стоит менять наполнитель в кошачьем лотке, чтобы не подхватить инфекцию. Токсоплазма редко приносит вред взрослым людям, но часто опасна для плода. Изредка встречающиеся вредные последствия у взрослых бывает трудно распознать, так как многие симптомы совпадают с симптомами других распространенных инфекционных заболеваний, таких как ОРВИ и грипп, и они обычно сами проходят через несколько месяцев. Оценки распространенности токсоплазмы в человеческой популяции варьируют, но можно с достаточным основанием полагать, что, если в вашей семье больше трех человек, один из них инфицирован. Несмотря на эту очевидную склонность заражать людей (и многих других животных), токсоплазма тем не менее целиком и полностью зависима от кошачьих.
Кошки необходимы для последней стадии жизненного цикла паразита. Для полового размножения токсоплазмы нужна линолевая кислота, которую она сама не вырабатывает; это вещество редко встречается в высоких концентрациях в клетках большинства животных – особенность кошек в том, что у них не хватает фермента, который ее расщепляет. Паразиты живут в кишечном эпителии кошек, где образуются половые гаметы (гаметоциты), которые сливаются и формируют зиготы-ооцисты. После этого эпителий кишечника разрывается, и ооцисты выходят с кошачьими экскрементами. Кошки заражаются токсоплазмой, поедая животных – в случае с домашними кошками обычно мышей, – в тканях которых паразит размножается бесполым путем (простым делением клетки), а также формирует цисты, хорошо защищенные собственной оболочкой. Сами животные заражаются, поедая растения, загрязненные кошачьими экскрементами, и таким образом поддерживается цикл развития токсоплазмы.
В общем, довольно хорошее решение, но паразит не готов полностью полагаться на то, что кошка съест зараженную им мышь, – в конце концов, у мышей есть неудобная привычка стараться избегать участи быть съеденными. Поэтому он незаметно подыгрывает кошке. Зараженные мыши ведут себя не так, как остальные: они гораздо меньше боятся кошек, реже прячутся и убегают, их не настораживает запах кошачьей мочи. Одним словом, они сами напрашиваются на то, чтобы их съели.
То же самое, по-видимому, происходит с шимпанзе, хотя у них это явление исследовано гораздо хуже. Небольшая зарисовка, с которой начинается глава, представляет собой в некотором роде полет воображения – все, чем я располагаю, это исследование, которое Клеманс Пуаротт и ее коллеги из Центра эволюционной и функциональной экологии в Монпелье провели на шимпанзе, содержащихся в неволе, в Габоне. Особи, зараженные токсоплазмой, гораздо живее интересовались запахом мочи леопарда, чем неинфицированные особи; в отношении человеческой мочи (использовавшейся в контрольном эксперименте) такого различия не наблюдалось. Данное исследование, проведенное на шимпанзе, не единственное в своем роде. Помимо большого числа работ, посвященных воздействию токсоплазмы на поведение зараженных ею грызунов, имеются также данные, подтверждающие, что зараженные гиены меньше боятся львов, и целый комплекс исследований, указывающих на то, что заражение токсоплазмой коррелирует со склонностью к рискованному поведению у людей. Есть даже предположение, что киты и дельфины могут выбрасываться на берег из-за этой инфекции, которая, вероятно, попадает в морскую среду с кошачьими экскрементами из канализации. Инфекция, безусловно, влияет на здоровье китообразных, но пока еще не доказано, что а) токсоплазмоз чаще встречается у выбросившихся на берег
