Я растерянно замираю с вилкой в руке.

Он меня похвалил?!

— Папа тоже часто говорил, что его мозги достались мне, — неловко говорю я. — И что вся надежда на меня, потому что Нюта ни на что ни способна.

— Это он тебе так говорил? — хмурится Глеб. — Или ей?

— Нам обеим.

Я вдруг вспоминаю все наши семейные ужины, и мне становится не по себе. Папа ведь и правда прямым текстом заявлял, что Нюта занимается ерундой и что толка от нее не будет. Что она глупая, что замуж ее выдать будет сложно, потому что внешностью она не вышла и общаться не умеет.

То ли дело я.

Тогда мне казалось это нормальным, я даже гордилась, что меня родители хвалили, но сейчас…

Сейчас, когда я оторвалась от дома и моя жизнь встала с ног на голову, я смотрю на все это другими глазами.

И мне не нравится то, что я вижу.

— Твоей сестре бы к психологу обратиться, — замечает Глеб. — С такими родителями, как у вас, и врагов не надо.

Я криво усмехаюсь.

— Знаешь, что забавно? Я все время думала, что это как раз Нюте хорошо живется. Она ничего не делает, нигде не учится, ничего никому не должна, только сидит себе в комнате и картинки рисует, а я отчитываюсь буквально за все. А если так посмотреть, то мне было гораздо лучше, чем ей. Меня хотя бы не гнобили.

— Хотя бы? — цедит сквозь зубы Глеб. — А то, что тебя хотели под этого старого мудака Горчакова подложить, не считается?

— Это другое.

— Как по мне, так одна херня.

Меня задевают его слова.

Одно дело, когда я ругаю своих родителей, и совсем другое, когда это делает кто-то со стороны. Как бы то ни было, мама и папа очень много для меня сделали. Многое мне дали. Я росла в шикарных условиях, получила отличное образование и…

И теперь сижу в лесу с непонятным мужиком, за которого по чистой случайности вышла замуж.

Мда, не такого будущего мне желали родители, не такого.

— Давай сменим тему, Глеб, — вздохнув, прошу я. — Лучше расскажи что-нибудь о себе.

— Зачем? — неожиданно напрягается он.

— Чтобы лучше тебя узнать.

— Не вижу смысла, — резко сообщает Глеб. — Моя прошлая жизнь тебя касается мало, а моя новая жизнь вся перед тобой. Мне сейчас не так много надо. Этот дом, Джек, лес…

— А я? — вырывается у меня.

— И ты, — серьезно соглашается он.

Я киваю и торопливо делаю глоток чая, чтобы скрыть счастливую глупую улыбку.

Глава 18

— А сколько я уже здесь? — вдруг спрашиваю я, сидя на крыльце и почёсывая Джека, который радостно подставляется под мои руки.

— Я не считал, — пожимает плечами Глеб.

— Какое сегодня число?

— Пятнадцатое августа.

— Ого, уже пятнадцатое?

Завтра у мамы день рождения. Впервые в жизни я ее не поздравлю.

Нет, чисто теоретически можно с ноута Глеба отправить маме мэйл, но зачем?

Чтобы она знала, что я жива? Она и так это знает.

Я еще пару недель назад с левой почты написала папе письмо, что со мной все в порядке. А потом сразу удалила этот адрес, чтобы не было соблазна вступать с родителями в переписку.

Кстати, сделала я это по настоянию Глеба. Это он считал, что надо хотя бы проинформировать маму и папу о том, что я жива и здорова, а то они вполне могут организовать целую кампанию по моему розыску.

Лично я ничего бы им не писала.

Когда они меня выгнали из дома и заблокировали мои карты, их как-то не особо интересовало, что со мной будет. Так что вряд ли их сейчас беспокоит, где я и что со мной.

Но Глеб был убедителен, и я пошла на уступки.

Я вообще стала гораздо чаще уступать ему и перестала ощущать это как какой-то проигрыш.

В конце концов, у нас тут не соревнование. У нас тут просто… жизнь.

Такая жизнь, какой у меня никогда не было.

С сексом каждый день, с вкусной едой, калорийность которой я не считаю, с полным отсутствием телефона, будильника и уведомлений из чатов и почты. С простой физической работой, которая моментально приносит результат. Помыл пол — он чистый. Принес веток — можно вечером кинуть их в костер.

Я теперь умею готовить ровно пять блюд: яичницу, омлет, вареную картошку, отбивные и блины. Блинами я горжусь особенно. Все остальное готовит Глеб, но он обычно не заморачивается: это почти всегда мясо и салат. И это вкусно.

Правда, когда нагуляешься по лесу (или с Глебом, или с Джеком, одну меня больше не пускают), то есть хочется так, что все что угодно будет вкусным. Я даже как-то раз на консервы Джека поглядывала с интересом, потому что шашлык слишком долго жарился.

А еще я сплю тут так крепко и хорошо, как даже в детстве, наверное, не спала. Не знаю, с чем это связано. Может, с регулярным сексом, может, со свежим воздухом, может, с отсутствием стресса. А может, все сразу.

Мне тут хорошо.

И поэтому я никак не могу набраться смелости и спросить у Глеба, что мы будем делать потом.

Я же не могу тут жить все время, правда?

Как минимум, я обещала найти работу. И у меня даже было несколько откликов на мое резюме, но я им ничего не ответила. Может, они уже нашли кого-то другого на эти позиции…

Даже скорее всего.

— Я здесь больше месяца уже, — задумчиво говорю я, выпутывая у Джека из шерсти какую-то колючку. Опять по кустам шарился, неугомонное животное.

— Ну да. А что? — нахмурившись, спрашивает Глеб.

— Ничего. Просто немного теряюсь во времени, — объясняю я. — Надо хоть