слово, выпорю!
А потом бесцеремонно отпихивает Джека, вздёргивает меня на ноги и обнимает так крепко, как будто ему не все равно.
Как будто он правда хотел меня найти. И нашел.
Я стою, прижавшись к большому горячему телу Глеба, и слушаю, как в его груди тяжело бухает сердце. Этот звук меня успокаивает. И его запах — пряный, древесный, мужской — тоже успокаивает.
— Ты идти можешь? — хрипло спрашивает он куда-то мне в макушку.
Я невнятно угукаю.
Я сама не знаю, если честно.
Вдруг что-то влажное и холодное касается меня под коленкой, я ойкаю, но тут же понимаю, что это Джек.
Он лезет к нам с Глебом и как будто недоволен, что мы обнимаемся без него.
Я кладу одну руку ему на холку и поглаживаю теплую жесткую шерсть, а второй рукой по-прежнему держусь за Глеба.
— Вы меня нашли, — наконец говорю я.
— Каким-то, блядь, чудом, — буркает Глеб. — Ему скажи «спасибо». — Он кивает на пса. — Будь он поглупее или не c таким острым нюхом, осталась бы ты куковать в лесу.
— Я уже почти смирилась, что умру тут, — признаюсь я. — Не думала, что ты пойдешь меня искать.
— Что за херня?! С чего ты взяла?
— Ну… Я же тебе не нужна тут. Мешаю.
— Ты дура, — со вздохом сообщает Глеб.
Еще вчера я бы оскорбленно заорала, что он тупое хамло и пусть на себя вообще посмотрит. А сейчас только молча пожимаю плечами.
Возможно, я и правда дура.
— Дай попить, — жалобно прошу я, увидев торчащую из кармана его рюкзака бутылку. — Пожалуйста.
Глеб молча протягивает мне бутылку, и я присасываюсь к ее горлышку, жадно глотая воду — такую вкусную, такую прохладную. Когда на донышке почти ничего не остается, я вдруг замечаю на себе взгляд Глеба.
Он смотрит как-то странно.
— Ты тоже хочешь? — неловко спрашиваю я.
Он мотает головой, но смотреть не перестает.
— Нет. Пей.
— Ура, — тихо бормочу я и допиваю остатки воды.
Пустую бутылку Глеб убирает в рюкзак и спрашивает:
— Ты как? Повреждения какие-то есть?
Я задумываюсь.
— Ну, комары покусали. Это считается?
Мне кажется, что Глеб и Джек вздыхают синхронно.
Что они при этом обо мне думают — никому не известно.
— Комары считаются за мелкий ущерб, — наконец говорит Глеб, и мне кажется, что я слышу в его голосе мягкую насмешку. — Остальное в порядке?
— Вроде да. А далеко отсюда до дома? — осторожно интересуюсь я.
— Примерно полчаса идти. Сможешь?
— Смогу, — мужественно говорю я, хотя сама в это не очень верю.
— Тогда идем.
Глеб берет меня за руку, и это настолько неожиданно, что все мое внимание переходит туда: в ту точку, где моя бледная и узкая ладонь тонет в его руке — смуглой и широкой.
Зачарованная и удивленная, я иду так какое-то время, а потом немного привыкаю и вот тогда…
Тогда я начинаю чувствовать ноги.
Мои истертые уставшие ноги, в которых каждый шаг отдается приглушенной болью.
Но я сжимаю зубы, сильнее вцепляюсь в руку Глеба и продолжаю идти. Перед нами мелькает Джек, и почему-то, когда я сосредотачиваюсь на нем, идти легче.
Господи, ненавижу лес.
Он просто какой-то бесконечный! И одинаковый!
— Стоп, — вдруг говорит Глеб.
— Что? — спрашиваю я.
— Принцесса, что такое? Ты так дышишь, как будто сейчас помрешь.
— Ну…
— Загну. Говори нормально.
— Ноги немного болят, но мне нормально! Правда, нормально! — поспешно убеждаю его я. — Я дойду.
Глеб хмурится и смотрит мне в глаза.
— Ты думаешь, я тебя брошу тут что ли, если ты скажешь, что не можешь идти?
— Э… ну… нет?
Возможно.
Кто его знает.
Ни на кого нельзя рассчитывать, кроме себя.
— Залезай мне на спину.
— Не надо! — почему-то пугаюсь я. — Я тяжелая! Очень!
— Сто кило? — практично уточняет Глеб.
— С ума сошел? — искренне обижаюсь я.
А этот хам широко улыбается.
— Ну если не сто, значит, не тяжелая. Залезай.
Глеб присаживается, я неуверенно обхватываю его крепкую шею руками, он подхватывает меня под бедра и встает.
Я взмываю в воздух, сидя на его спине, и вижу теперь весь мир немножко сверху.
Это забавно.
О его горячих ладонях, которые касаются моих бедер и немного голой кожи там, где сбились шорты, я стараюсь не думать.
И у меня почти получается.
— Пришли! — кричу я, когда мы наконец выходим из леса.
Голос срывается, и я позорно хлюпаю носом.
Кажется, я в жизни не видела ничего лучше этого домика и забора.
Как же я им рада!
Глеб ставит меня на землю около калитки, и мы заходим внутрь.
Джек скачет вокруг нас, как щенок, и я не удерживаюсь, присаживаюсь и начинаю его гладить. Он подставляется под мою ладонь и в какой-то момент смешно плюхается на землю, выставив свой неожиданно трогательный живот.
— Спасибо, — шепчу я, старательно наглаживая Джека. — Спасибо.
— Он сегодня молодец, — говорит Глеб, и столько тепла в его голосе я, наверное, ни разу не слышала. — С меня хорошая кость, Джеки, и пакет твоих любимых сухариков. Сейчас давай цепь на тебе застегнем, и я схожу за ними.
— Нет! — вырывается у меня. Я резко встаю, нахожу взглядом Глеба и твердо повторяю: — Нет. Больше никакой цепи.
Джек весело повизгивает, как будто понимает, о чем я говорю, а Глеб смотрит на меня так, что у меня мурашки бегут по спине и рукам.
В его глазах темнота, огонь, сила и странная нежность, выбивающая почву из-под ног.
Я не знаю, что делать с этим чувством. Оно меня пугает.
— Хорошо, — медленно говорит Глеб