Мои плечи расслаблены, мысли тянутся к вечеру и к нужному режиму восстановления.

Вхожу в комнату, подхожу к кровати и торможу. На ней лежит моя футболка. Аккуратно сложенная и походу даже несколько раз руками приглаженная, как будто кто-то делал это медленно и с упрямством, через злость и, мать его, нежность.

Я беру ее, ловлю запах порошка.

Пальцы сжимаются, челюсть тоже.

Быстро одеваюсь и иду в медблок, футболку с номером сжимаю в руке.

Без стука вхожу в кабинет врача. Полина сидит за столом, перебирает какие-то ампулы, записывает что-то в журнал. Свет настольной лампы падает ей на волосы, отчего они кажутся светлее, чем обычно.

Она поднимает на меня усталый взгляд.

— Зачем ты ее вернула? — бросаю я, даже не здороваюсь.

Полина смотрит на футболку в моей руке.

— Она же твоя, — спокойно отвечает она.

— Я после твоего канадского додика носить ее не буду, — цежу сквозь зубы.

Она пожимает плечами, а потом тихо и без эмоций говорит:

— Тогда выбрось.

Окей.

Хочешь так? Будет так!

Я кидаю футболку в мусорку, стоящую у нее под столом. Полина даже не дергается, когда я близко наклоняюсь к ней, еще чуть и моя рука тронет ее колено.

Но девчонка никак не реагирует на мою близость. Она что, поломалась? Обычно к ней на пушечный выстрел нельзя подойти, сразу колется и кричит. А тут полный игнор.

Бесит.

— Ты поедешь с нами на финал? — нависаю над Полиной, одной рукой упираюсь в стол, другой — в спинку ее стула.

Она поднимает на меня свои бездонные глаза.

— Нет, — тихо произносит она.

— Почему?

— Я останусь на базе.

— Но нам нужен врач.

— Илья поедет с вами, — вздыхает она. — Мне там делать нечего.

Что-то внутри дергается, мне не нравится ее настрой.

— Что с настроением? — вылетает рык, хотя хотел спросить мягче.

— Ничего, — с непоколебимым выражением лица говорит Полина.

Тишина расползается между нами. Хочу наклониться ближе и одновременно рвануть отсюда к черту, пока опять не наломал дров.

— Полина…

Она опускает голову, раскладывает бумажки, будто я для нее звук, который можно игнорировать.

Меня это ломает так, как не ломал ни один силовик на льду.

— Если ты думаешь, что опять сможешь просто закрыться и исчезнуть, то не выйдет, — шепчу я.

Она вздыхает, как будто устала от меня, от себя, от всего.

— Просто уйди, Ярослав.

Я не знаю, почему мне не фиолетово на нее. Но ее грусть мгновенно передается и мне. Сжав зубы, я с трудом отлипаю от стола и делаю шаг назад. Пячусь к двери в надежде поймать ее взгляд, но она сидит смирно и тупо пялится в бумажки.

С размаха захлопываю за собой дверь, но мне хочется вернуться. Перевернуть ее стул, заставить смотреть на меня, объяснить, что меня рвет изнутри, когда она поступает вот так.

Но я обещал сдерживать себя. Только проблема в том, что с ней это почти невозможно.

На ужине все как обычно. Столовая гудит, как улей. Все едят, шутят, обсуждают тактику, финал, кто на каком месте будет спать в автобусе.

Я сижу и бесцельно ковыряю макароны по-флотски.

Демьян сидит напротив, болтает с парнями, я слушаю их, но будто сквозь стекло.

Я должен думать о финале, о драфте, о том, что скоро моя жизнь поменяется. Но перед глазами стоит ее холодное лицо и эта чертова футболка в мусорке.

— Кстати, — произносит Пашка, сидящий справа от меня, — а где наша медсестричка? Она на диете?

У меня под ложечкой неприятно сводит.

Демьян хмыкает:

— Не знаю. Может, с тем… как его… канадцем тусит?

Смех за столом.

— О, так у нее появился ухажер? — тянет Димка.

Вот сплетницы, а?!

— Видимо, бывший. Или нынешний. Кто его знает.

Гул, подколки, кто-то изображает поцелуи, стол ржет, а меня внутри бомбит.

Я отталкиваю от себя тарелку, так громко подпрыгивает по столу. Руки сами сжимаются в кулаки.

— Вам больше не о чем попиздеть? — недовольно спрашиваю я.

Все сразу умолкают.

В голове вспышка: он в моей футболке в ее комнате, ее голос: я останусь на базе.

Кто-то шутит:

— Яр, ты че, ревнуешь?

Стол снова ржёт и я взрываюсь.

— Заткнитесь!

Смех мгновенно глохнет.

Демьян пытается сгладить напряжение:

— Да ладно, Яр, мы так, в прикол.

Я поднимаю на него яростный взгляд.

— Если еще раз кто-то упомянет его при мне, то я не посмотрю, что мы друзья. Будете позвоночник из трусов вытряхивать. Ясно?

Димка смотрит на меня, как на взведенную гранату и шепчет:

— Яр, остынь.

Остынь?

Смешно.

Я резко встаю, стул с неприятным скрежетом уходит назад.

— Жрать расхотелось, — бросаю я.

Выходя из столовки, слышу перешептывания, но мне плевать. Коридор встречает пустотой. Стенки узкие, хочется ударить что-то.

Разломать. Выбить. Выбросить это чувство из груди.

Херово, что сердце сильнее контракта.

Вытаскиваю телефон и пишу ей сообщение.

Яр: Ты поедешь на финал.

Не вопрос, утверждение.

Три точки печатаются, исчезают, снова появляются.

Полина: Не командуй.

Я закрываю глаза.

Эта девушка самая настоящая катастрофа. И я, видимо, тот идиот, который в нее попал без тормозов.

ГЛАВА 35

Полина

В общежитии сегодня как-то странно тихо. Наверное, папа с хоккеистов три шкуры содрал на вечерней тренировке. У них скоро финал, он спит и видит, как приведет своих охламонов к победе.

Лежу на кровати на животе, болтаю ногами, книжка раскрыта, но сколько бы раз я не прочла главу, буквы и слова вылетают из головы в ту же секунду. Не могу собрать мысли в кучу. Они постоянно ускользают то к Тони, который сейчас один в незнакомом городе да и в чужой стране в целом, то к комиссии, которая готова пересмотреть мое дело. А еще я думаю о поцелуе Анисимова…

Нет, все они такие! Сначала целуют страстно и смотрят так, словно ты единственная и неповторимая на всем белом свете, а потом ты их застаешь с другой. С такой же, которая развесила уши для очередной лапши.

Листаю страницу, до конца главы еще три листа. Нет, смысла в чтении уже не будет. Резким хлопком закрываю книгу и падаю на мягкую подушку.

Но тут раздается четкий стук в дверь, а следом — какой-то шорох. Будто кто-то за дверью возится.

Я натягиваю худи поверх пижамы и открываю дверь. Передо мной колышется ворох воздушных шаров. Они