Я всё ещё пыталась оттолкнуть его, действуя неуверенно, слабея с каждой секундой. Разум ещё сражался во мне: этот поцелуй – как проверка на прочность. Как испытание: или я вырвусь, или мне грозит полная чувственная капитуляция. Загнанная в угол, я не знала, что выбрать, в водовороте сладких чувств и злющих сомнений окончательно запуталась. Вероятно, квест на испытания взлетел на новый виток. Марк отстранился.

Прошептал мне в губы:

– Давай сделаем это по-быстрому.

– Что?!

Я извернулась и обеими руками вцепилась ему в физиономию. Чувствовала, как мягко ногти когтями рассомахи с хрустом вонзились в кожу на скулах Марка. Достали меня все эти Волынины и Соколовы! Тела моего партизанского захотелось? Убью!

Марк стянул с себя мои руки. Мы орали друг на друга. Я объясняла ему про его распущенность, он орал что то про контракт, про подпись на контракте, а не то, что ту меня в голове!

Серьёзно? То есть “сделаем по-быстрому” – в смысле, быстро подпишем?

Я в пылу ора и возни только и успевала сдувать выбившийся локон на лицо. Чуть позже выдохнула. Почувствовала, что опасность миновала, когда Соколов дал команду водителю:

– Возвращаемся в город. В Сокольники. Обедать пора.

– Я не буду! – выкрикнула, по-боярски сложив руки на груди.

– А я тебя спрашивал? – рявкнул Марк. С тобой разговоры закончены. Теперь будешь только команды выполнять.

– Не буду!

Я глаза боялась поднять на мужчину, решив заранее скончаться. И чтоб не смотреть на него снова. Уж слишком было расцарапано его лицо, всё покрытое мелкими точечными капельками крови. Правда, они быстро подсохли, издалека могло показаться, что его присыпали корицей. Но это издалека.

Набралась смелости, увидела, как смотрит на меня демон-искуситель, поёжилась.

Он протянул мне ручку:

– Подписывай!

Я смело взяла ручку, не читая написала большими буквами через всю страницу: “секса не будет”. Марк посмотрел на моё творчество, шевельнул бровью:

– Доконаешь ты меня. Сейчас приедем обедать, перечитаешь бумаги, подпишешь.

– Нет.

Он потёр лоб:

– Почему? Это в твоих интересах.

– Мне приписка мешает про поручения.

Марк отвернулся в окно, пробурчал:

– Вот так молодым и красивым сдохну с тобой от голода, стрекоза упрямая.

Глава 20

Глава 20

Марк

Надо было видеть, как женщина превращается в рассвирепевшую пантеру. Причём, в моём собственном авто, просто потому, что в голове у неё…, да я понятия не имел, что может быть в голове у женщины, когда произносишь фразу “давай сделаем это по-быстрому”.

От неожиданности, когда Татьяна вцепилась мне в физиономию, я чуть не взвыл. Лицо пронзила свирепая боль, моя нежная Таня раскроила мне лицо острыми коготками от глаз до подбородка.

Пока я белел и краснел от ярости, она лупила меня кулачками, рычала и шипела. Красивая, как разгневанная Гера, заставшая Зевса за блудом, моя Татьяна искренне намеревалась покончить со мной. Сумасшедшая.

– Угомонись! – я схватил её руки,: – что я такого сказал?

– Ты, наглая твоя морда, сказал “сделаем это по быстрому”!

– Ну ладно, – я ёрничал, наконец сообразив, что она превратно поняла меня. Я имел в виду подписание контракта. Однако, боль на лице заставила ещё подразнить девчонку:

– Не хочешь по быстрому, всё сделаем как захочешь. Медленно, при свечах.

Татьяна снова взвилась, и если бы я не удержал её руки, меня зашивали бы по всему периметру в больничке. Вот ведь резкая. Как лимонад на солнце.

– Таня, я имел ввиду давай быстро подпишем контракт. То, что тебе пришло в твою распущенную голову, ко мне отношения не имеет.

– Ага, как же! – она всё ещё тяжело дышала, смотрела на меня злющими, недоверчивыми глазами,: – целуешь тут без спросу. Всякие двусмысленные приписочки вставляешь в документ! Ещё неизвестно, у кого голова распутная.

У моей разьярённой кошки грудь ходила ходуном, соски острыми пиками рвали ткань бюстика, они хорошо видны были через тонкую ткань блузки. Прелесть, как хороша. Я сейчас, кажется, снова без спросу займусь этой девчонкой. Стоило отвлечься, я пропустил удар. Паразитка толкнула меня головой в грудь. Смотри,какая свирепая. Ну всё, достала.

– Так, угомонись уже!– скинул с себя её руки, отодвинулся, отвалился спиной на сиденье.

Всего полчаса назад я смотрел, как Таня лесной голубкой переживала, наблюдая за своим козлом через окно ресторана. От тоски аж зубами скрипнул. Прям столько стадательных эмоций было в её хрупкой фигурке. Ну козёл мужик. Всё, убедилась? Плюнула и растоптала. Нет же, она стояла и смотрела. Если бы я знал, что она будет так переживать, снял бы для неё видео измены этого чёрта, аккуратно, без подробностей. Подготовил бы как нибудь Таню к просмотру. А тут, надо же, как беднягу расплющило от боли.

Там, в ресторане я смотрел на Таню, мне было жаль девчонку. Она, стоя у окна, прощалась со своей серой, лживой сказкой нарисованного будущего. Увидела ту самую изнанку, ту правду жизни, о которой я говорил. Искренняя, чистая девчонка пыталась дышать. Я не мешал ей расставаться с девичьими фантазиями. А что, разве это не безумная глупость верить, что исчадие по имени жених ухаживает за какой то бабушкой. Не собирался её успокаиваться. Предательство надо переживать до дна. Сразу и навсегда.

Приобнял девушку, усадил за стол. Был готов к её слезам, истерике. Сел рядом:

– Иди ко мне, –подтянул девушку к себе, приобнял её. Чувствовал, как её трясёт.

Официант поставил перед ней чай с валерианой. Пусть успокаивается.

– Нет, нет…– она усиленно затрясла головой, отодвинула чай: – просто раньше у меня была любовь. А теперь нет.

– А раньше точно была? – я ничего не хотел уточнять, просто спросил. И вот тут я допустил стратегический промах! То есть для мужика это было бы самое время переставить мозги на деловые рельсы, заключить трудовое соглашение.

Но женщина! Какие там рельсы, какие деловые разговоры. Татьяна смотрела на контракт, как на повестку в сексуальное-торговое рабство. Тоже мне Клара Цеткин. Чувствуя,