– Нет. Мы с баронессой водим наших любимых пёсиков к одному парикмахеру. А в прошлом месяце я выкупила ту часть дома, которая принадлежала её отцу, барону Окска. Так что я тут, можно сказать, по-соседски. Да, Арчи, я знаю, о чём ты хочешь спросить. Но я и так потратилась на этот дом, а ещё потребуются значительные расходы на ремонт. Так что о переводах в этом году не может быть и речи. И, возможно, в следующем.

Я пожал плечами и улыбнулся, стараясь показать, что эти пустяки меня мало интересуют. Ага, как бы не так!

– Но у тебя, Арчи, есть прекрасный выход. Прекрасный! Надеюсь, ты понимаешь, о чём, вернее, о ком я говорю? Да, когда я отремонтирую свою половину, то милости прошу. Приходи хоть каждый день. А можете вместе с баронессой навещать меня, если будет не в тягость моя глупая старческая болтовня.

Я спешно хлебнул минералки и сделал вид, что наслаждаюсь её очень тонким вкусом и целебными свойствами заодно. Если ими, конечно, можно наслаждаться. «Ах, вот что они задумали. Да тут настоящая ловушка…» – проносились в моей голове мысли.

Двери в кабинет открылись и на пороге появился… мне сначала показалось, что это Гобор пришёл сюда на запах высокой кухни. Но нет, это был братец Аллиулии – баронет Варларий Окска. Он занял одно из пустующих кресел, обвязал мясистую шею салфеткой и принялся жадно запихивать в себя мясо крабов, сваренное в бутонах алдоники, и паштет из пинофля. Когда он утолил первый голод, то, склонившись к Кустинде, негромко произнёс:

– Сестра попросила её извинить. Она, к сожалению, не может подняться. Хлопоты с гостями…

Тётушка неодобрительно кашлянула, но промолчала.

А Варларий решил завести светскую беседу.

– Сейчас все только и обсуждают этих кошмарных мертвецов, – сказал он, вытерев рот салфеткой.

– Не знаю, – покачала головой Кустинда. – Я ничего такого не обсуждаю.

– У меня есть приятель, глава жандармов Парадной Стороны, – продолжил Варларий, – так он рассказал мне сегодня преинтереснейший случай. На днях, говорит, эти мертвецы довели одного пожилого аптекаря до сердечного приступа. Ночью залезли к нему в дом, разбили стеклянный шкаф с лекарствами.

– Наверное за какой-нибудь микстурой наведались. Ночью тянет с реки, легко подхватить простуду. Насморк, больное горло… – пошутил я.

Варларий глянул на меня без тени улыбки и отрицательно покачал головой.

– Нет, они забрали раствор мышьяка. Сильнейший яд.

– Обычные грабители! И только! – заявила Кустинда. – А потом валят всё на каких-то там мертвецов. И куда только смотрит наша полиция!

– Но, медам, аптекарь уверяет, что видел именно мертвеца. Говорит, проснулся и видит, незнакомец в чёрном плаще сидит у шкафа и рассматривает склянки. А когда аптекарь приподнялся на кровати, чужак обернулся. И показал голый костяк вместо лица. Старик едва не помер на месте от ужаса.

– Ну так всё ясно! – Кустинда победно вздёрнула подбородок. – Грабитель был в маске. Маска в виде черепа. Что тут непонятного? А в полиции одни идиоты служат, так я и знала!

– Трудно с вами не согласиться, медам, – Варларий почтительно кивнул Кустинде, – но мой приятель ещё сказал, что той же ночью на соседней улице видели странную компанию. Две женщины в шляпах с перьями. И кавалер, высокий, худой, в чёрном плаще. Они долго стояли на одном месте. Видел эту троицу не кто-нибудь, а постовой. Они показались ему подозрительными, и он их окликнул. Они обернулись к нему и…

Тут баронет замолк. Пауза, которую он взял, становилась всё длиннее и всё многозначительней.

– И? – не выдержал я.

– И теперь он не постовой, а пациент психиатрической лечебницы. Попросил держать его в комнате без окон и с постоянно зажжёнными лампами. Что и было исполнено. Когда его спрашивают, что же он увидел, начинает плакать и вскрикивать.

Моя тётя хотела снова что-то вставить, но её опередил профессор Плюнкив.

– Знаете, я тоже слышал об этом случае. Сам, правда, не имел возможности осмотреть больного. Но мне говорили, что случай любопытный. Хорошо бы подвергнуть его погружению в Эфир с последующей транзекцией параастральных слоёв предсознания. Было бы интересно его понаблюдать, да. У меня этим летом уже было несколько подобных пациентов. Они видели именно ожившие человеческие скелеты, в этом нет никаких сомнений…

Моя тётя неодобрительно хмыкнула. Но от комментариев воздержалась.

– Так и что же вы думаете по этому поводу, профессор? – спросил я Плюнкива.

Тот снял очки и долго протирал их салфеткой. Потом снова водрузил на нос и вздохнул.

– Во времена моей юности… и вашей тоже, дорогая, – он любезно улыбнулся Кустинде. Та поджала губы, но опять промолчала.

– Так вот, во времена правления дедушки нашего теперешнего Высоко-Светлого Князь-Герцога ходила меж нами, молодыми людьми, одна история. Позже эта история стала байкой, легендой, а нынче и вовсе забылась.

Рассказывали, жил в Невербухе один молодой человек. Писал неплохие стихи и, к тому же, был хорош собой. Но у него не было ни денег, ни титулов. И вот он влюбился. И не в какую-нибудь восторженную поклонницу поэзии из простых, а в высокородную мимзель – дочь очень богатых и знатных людей. Она была прекрасна внешне, но при этом капризна, заносчива, спесива. Она не смотрела в сторону таких как он. Ей прочили брак с одним из родственников самого Высоко-Светлого.

Бедный юноша сходил с ума от любви. И всячески старался завоевать сердце гордячки. Однажды он всю ночь напролёт стоял под её балконом и читал свои стихи. Ничего против этого она не имела, стихи ей понравились. Но когда под утро ей захотелось спать, а поэт всё не унимался, то она просто вылила на него свой ночной горшок…

Тут моя тётушка не выдержала.

– Дражайший профессор, при всём моём к вам безмерном уважении. Ну нельзя же в приличном обществе, за столом, рассказывать этакие непотребства!

– Я прежде всего учёный, дорогая Кустинда. И, как учёный, не могу исказить истину ради благопристойности. Я должен быть бесстрастен и беспристрастен, ничего не поделаешь. Так вот. После этого унижения молодой человек заболел и вскоре умер. М-да. Говорят, он написал свой последний, предсмертный цикл стихов в горячке, бреду… Это были гениальные стихи! Ничего подобного раньше у него не получалось. Ходили сплетни, что его рукой в те последние дни водили некие непостижимые силы. Какие-то нездешние могучие духи. Ещё болтали, будто бы в тех стихах