– Я вернулся на прошлой неделе, – включился в беседу Бивус, – а мне тут давай рассказывать байки про мертвецов. Мол, ходят по ночам, пугают припозднившихся горожан. По-моему, просто глупые слухи.

– И ничего не слухи! – возразил Кугель. – Пугают-пугают!

– И не только пугают, – заметил Гобор. – Говорят, люди пропадать стали.

– Ужас, – сказал я. – А что же, мертвецы эти – они прямо с кладбища, что ли приходят?

– Никто не знает, – пожал плечами Кугель, – откуда они. Говорят, догоняешь ты некоего господина, худого очень, но одетого прилично. Во фраке, в цилиндре, с тростью. Идёт не спеша. А как поравняешься с ним, и он к тебе голову повернёт, так вместо лица череп ухмыляется. И слышишь, как у него кости лязгают…

– Или медам, – сказал Гобор, – выйдет из чёрного-чёрного экипажа, на катафалк похожего. Платье на ней шикарное, чёрное, узкое. Лицо поля шляпы закрывают. А заглянешь под поля, а там глазницы пустые, носа нет! Жуть такую рассказывают!

– Н-да, неприятно… – я покрутил головой, разминая шею. – Так они что же, на людей набрасываются?

– А тебе мало того, что они по самому центру города разгуливают?! Как будто это в порядке вещей! – Кугель с возмущением уставился на меня. Словно это я был виноват в недостойном поведении мертвецов.

– Кто их знает, может и набрасываются, – заметил Гобор. И, понизив голос, добавил:

– Сдаётся мне, что те, на кого они нападали, уже ничего не расскажут.

Возникла тягостная и какая-то неуютная пауза. Тишину нарушал только слабый треск огня в газовых рожках.

– Ну да, – пробормотал Кугель после того, как пауза спустилась к ворсу ковра, отползла к стенкам и неохотно втянулась в тёмные углы бильярдной. – Определённо, пропадают. Выйдет человек из клуба за полночь. Понятно, слегка навеселе. Звать извозчика неохота – ночи такие чудесные. Решит прогуляться до дома. А домой-то и не придёт. И вообще – никуда не придёт. Сгинул. С концами. Ни вещей, ни человека!

– А мне думается, что он просто уехал куда-нибудь неожиданно. Или, скажем, в игорных домах застрял, с кем не бывает? А все сразу – пропал, пропал! – вновь попытался влить дозу скепсиса Бивус. – Вы-то лично знаете кого-нибудь, кто вот так пропал?

Кугель саркастически хмыкнул, как бы говоря, не хочешь, не верь, но потом пеняй на себя. А Гобор сказал:

– Я сам не знаю, врать не буду, но Фициус Осмин мне говорил, что один его знакомый едва убежал от этих скелетов – они гнались за ним от Пятничного канала и чуть не до Заливной стороны.

– Ну, Фициус ещё и не такое расскажет! Нашёл, кого слушать! – фыркнул Бивус.

А я невольно вздрогнул, вспомнив утреннюю встречу в Парке Нечаянных радостей. Какая-то неприятная ледышка вдруг образовалась в груди, поболталась между сердцем и желудком, словно не зная, куда ей направиться, и благополучно растаяла.

– Охо-хо! Ну и страсти вы рассказываете! Мне теперь на улицу страшно выйти, – я слегка вымученно улыбнулся. – Давайте-ка сыграем по маленькой в Дурилку. Двое на двое. Да, Гобор, ты со мной. Выбирайся из кресла!

Глава 12. На балу у баронессы

Скажу без ложной скромности, все три победы в Дурилку – это точно не заслуга Гобора. Бильярдист из него, как из меня, ну, например, крупнорогатый скотовод. Запамятовал, как бишь их там… Вряд ли вы знаете, о ком я. Но попробую описать. Представьте, полярная тундра, унылый плоский ландшафт, островки кустарника и мха среди снежных полей. И на фоне низкого серого неба возвышается одинокая рогатая фигура пастуха – сам ростом под три метра, плюс здоровенные рога, чёрные, кривые. Мерит такой тундру хозяйским шагом, следит, чтобы буралы не разбежались. Я сам, конечно, этих крупнорогатых вживую не видел, только на картинке. Но мясо буралов, которых они разводят, очень люблю – рекомендую в тушёном виде. И жаркое, если правильно приготовлено, – пальчики оближешь!

Вспомнил! Уург-Йеллы – вот как они зовутся – эти скотоводы.

Ну так вот, меня с вышеописанным полярным пастухом трудно спутать, как и Гобора Судду со средней руки бильярдистом. Но благодаря моим фирменным «своякам» и дублям мы разгромили противостоящую нам парочку в пух и прах. Заставили их раскошелиться на десяток фрустов. Поскольку расплатились они одной бумажкой, то я забрал её себе, не разрывать же.

И на радостях пригласил Гобора пойти на приём вместе со мной. Наверное, я надеялся спрятаться от Аллиулии и тётушки за его большим телом. Он сначала отнекивался, бормотал, что это неприлично. Его, мол, не приглашали. А по моему опыту, треть всех этих гостей, что болтаются по таким вечеринкам – никем не приглашена. Обыкновенные проныры, с первым попавшимся шапочным знакомым стараются проскользнуть мимо дворецких. Чтобы задарма натрескаться хозяйского вина и сожрать побольше закусок. Да ещё и пофлиртовать с приглашёнными молоденькими мимзелями. Я, бывало, сам так промышлял в юности, когда совсем туго становилось с фрустами.

А тут я приглашаю едва ли не в качестве родственника устроителей приёма. Это ни в коем роде не о видах на меня Аллиулии, упаси Сварх! Я имею в виду свою тётку Кустинду. Раз она в приглашении почему-то вместе с этими Окскими записана, то будем считать, что я тоже имею право позвать друга. В общем, как я только ни завлекал Гобора. Он всё сомневался, удобно ли, уместно? Но после того, как я выложил главный козырь – сдался.

– Гобор, – говорю я тоном опытного соблазнителя, – в приглашении сказано, что кухней у них сегодня заведует маэстро Кальянс. А это ни много, ни мало, шеф-повар князей Курдынц-Дурово, близких родственников самого Высоко-Светлого. Ну, ты знаешь.

– Маэстро Кальянс? – переспрашивает Гобор, и глазки у него становятся масляными. Вместо ужина в ресторане «Болота» он резался со мной на бильярде. В животе у него теперь бурчит.

– Ну если только ненадолго, – лопочет он, пока я останавливаю экипаж.

– Конечно, ненадолго, – легко соглашаюсь я. – Давай, голубчик (это извозчику), на угол Парадного и Двух адмиралов, к дому баронета и баронессы Окских!

После того, как мы вышли из кэба, нам пришлось лавировать между экипажами других гостей, чтобы подойти к широкой парадной лестнице. Из окон дома Окских лился золотистый свет, в нишах верхнего этажа белели мраморные статуи. На лестнице было черно от фраков и смокингов, а перья на женских шляпах так колыхались, что у меня зарябило в глазах.

Дождавшись своей очереди, мы сдали лакею трости и шляпы и прошли в холл.

Ну и, конечно, я сразу попал в жадные и прямо-таки засасывающие, словно трясина,