Эрме все еще сомневалась. Сандро истолковал ее молчание по-своему.

— Да ничего люди не скажут. Ты Саламандра. Может, мы с тобой по ночам государственные дела обсуждаем? Да, знаю я, что ты у себя там на свой лад обустроилась, все стенки и потолок по последней моде расписала, библиотеку завела. Но что тебе, Старой Тетки мало? Вот держи. За неудобства.

Сандро выгреб что-то из поясной сумки и на раскрытой ладони протянул ей.

Это было бабушкино рубиновое ожерелье. Пятнадцать камней в оправе из тончайшего, словно кружево, золота. Оно считалось семейной реликвией и по обычаю должно было принадлежать новой герцогине.

Эрме посмотрела на отца. Оттавиано Таорец разлепил веки и одобрительно кивнул, давая согласие.

Эрме протянула руку и осторожно сжала пальцы Сандро в кулак.

— Отдайте это вашей супруге, ваша светлость, — проговорила она. — Она герцогиня, и камни эти будут ей к лицу. Мне нравится роспись Лауриньо, я люблю черное дерево с Эмейры и с удовольствием переселюсь в бабушкины покои.

— Ответ настоящей Гвардари! — возрадовался герцог.

Оттавиано иронически возвел очи горе. А потом снова опустил веки.

— Кстати, о Старой Тетке, — герцог спрятал ожерелье и вновь потянулся за кубком. — Надеюсь, там толстые стены, и шум не будет отвлекать тебя от твоих ученых занятий.

— Шум? — спросила Эрме. — Кто будет шуметь в Старом парке?

— Рабочие. Ты, что, не знала? Отец же отдал приказ начать разбор Старого дворца.

— Впервые слышу, — пробормотала Эрме. Развалины никто не трогал десятки лет. Они с Тадео лазили туда в детстве, и Эрме помнились темные коридоры, ведущие то в никуда, то в жуткие провалы подземелий, колодцы комнат, нависающие над головой обломки балок, пыль и крысы. Именно там она однажды, желая рассмотреть старый гобелен, не удержалась на спине оступившегося Тадео, сорвалась и провалилась сквозь гнилые перегородки куда-то вниз, подвернув ногу и до крови расцарапав руки. Поверить, что кто-то решит вторгнуться в этот мир запустения, было сложно.

— Это последний его указ, — пояснил Сандро. — Написанный его рукой, подписанный и заверенный личной печатью. Мы нашли его здесь, в папке с документами, когда разбирали стол. Работы начнутся с правого крыла, и знаешь, каково условие? Нужно добраться до старой библиотеки и постараться вынести оттуда, все, что еще не сгнило. Он даже приложил набросок плана, с указанием, где были нужные помещения.

— Сложная будет задача, — заметила Эрме.

Правое крыло почти полностью ушло в провал. Они с Тадео туда и не совались, ограничивая свои вылазки центральными помещениями. Лишь раз решились подобраться поближе, но тут же позорно сбежали. Правое крыло было там, где наползала подземная жуть, и дышать становилось невмоготу.

— Сложная, — подтвердил Сандро. — Я бы просто вывез крупные обломки, а остальное сровнял бы с землей, засыпав яму. Но у отца был другой план. И знаешь, кого он нанял руководить работами? Этого ферратского умника, того парня, который нашел ту, дико древнюю рукопись, что наделала столько шума… Забыл, как называлась… Ну, помнишь? Скандал же еще был на всю Тормару…

— «Анналы Безлунного Века» Марцеллина, — подсказал Оттавиано, не размыкая век. — Отец нанял младшего Танкреди. Блудного Лиса.

Эрме никогда раньше не видела этого человека, но была наслышана о нем, как и любой, кто интересовался старинными книгами. Лукавый Джез был верен своей идее — прибрать к рукам все самое толковое, что есть на полуострове. Блудный Лис, или Лис-Бродяга, стал последней монетой в его людской копилке.

— К указу был приложен подписанный контракт. И надо сказать, деньги этот умник получит немалые. Но мы решили, что контракт утвердим. Последняя же воля, шутка ли! Да и давно пора расчистить эти развалины. Работы скоро начнутся. Этот парень приедет ко двору в начале следующего месяца. Говорят, он чуток странноватый, но книжники они все такие, а он же еще и ферратец!

— Он чудноват, — подтвердил Таорец. — Я его помню по аддирской кампании. Но отважный и порой остроумный. Жаль, что тратит жизнь на книги и архивы, но что делать: Феррат — слишком мал и дик, а сыновей у герцога было слишком много. Неудивительно, что все на родной земле не уместились…

— За то мы поместимся все! — провозгласил Сандро. — Выпьем! За род Гвардари и за его наследие! До дна!

Эрме послушно подняла кубок. Вина поубавилось, и теперь она могла держать его в руке.

Так и жизнь, подумала она. Что-то по руке, что-то нет.

Пожалуй, она была даже отчасти рада такому повороту событий. Политика — чрезвычайно утомительное занятие, и Эрме всей душой желала бы держаться подальше от интриг и склок. Живи и радуйся жизни, как сказал Сандро.

По крайней мере, теперь она точно сможет продолжить свое затянувшееся обучение у Руджери и сдать наконец экзамены. Заняться дочерью. Сможет отправиться в Таору и на Тиммерин, в гости к Тадео. Возьмет от своего нового положения, все, что сумеет.

Но когда Эрме, допивая вино, вновь обратила взгляд к портрету, то сердце ее пронзила острая тоска. Она вдруг ощутила себя бесконечно одинокой и потерянной. Какой-то скрытый смысл слов и событий вновь ускользнул от ее понимания. Проиграла она или выиграла? И что потеряла, а что уберегла в итоге?

«За тайны и прибой», — мысленно сказала, она, обращаясь к тому, кто уже не мог ее услышать.

За все, что уже никогда не сбудется.

В ту ночь Эрме впервые приснилась Лестница.

Глава пятая

Ржавое безумие

Желтая тряпка, подвешенная на ветке липы, весело плескалась на утреннем ветерке и издали напоминала флажок, забытый после ярмарочного представления. Скошенный полукруг с чертой внизу — Серп Эрры — усиливал и без того явное предупреждение.

В деревне был гулена. Пошедший. Пошедший, уже проливший кровь.

Легионеры угрюмо смотрели на тряпку, словно на злейшего врага, не обращая внимания на мошкару, что начала роиться над головами людей и лошадей.

— Поганые гулены, — простонал Клаас Крамер.

В отдалении, там, где через истоптанную коровами луговину к роще убегала тропка, виднелось еще одно желтое пятно.

«Каждый управитель замка, равно же и городской подеста и старшина улицы, равно же и деревенский староста, обязан иметь в распоряжении своем полотнища желтого цвета со знаком