«Высоцкий…» несостоятелен как рассказ о поединке артиста и системы (уж слишком та мягка, а он легко выпутывается из ее сетей), не работает как love story (при всех стараниях Акиньшиной, ее персонаж остается служебным), вовсе не звучит как биография знаменитости. Слегка пугающая своим макабрическим настроем картина включает в себя лишь одно подлинное событие: это смерть и чудесное, на чем настаивает доктор (Андрей Панин), воскрешение.

Выдержка из моей рецензии, опубликованной в журнале «Эксперт»:

«„Высоцкий“ — история Страстей, Смерти и Воскрешения. Предсмертные гастроли поэт принимает как должное, едет на них как на казнь — но добровольно: деньги его, судя по всему, не интересуют вовсе. Потеряв сознание, герой лежит на полу гостиничного номера, будто только что снятый с креста. Его оживление подано как чудодейственное, о чем напрямую говорит врач-реаниматолог. Последний монолог Высоцкого — молитва, причем основная его тема — смирение и покорность судьбе. Интонация — всегда величественно-надрывная: исполнение его единственной юмористической песни на весь фильм передоверено другу-актеру (которого за это тут же забрасывают тухлыми помидорами). Самая провальная сцена — в которой Высоцкий пытается паясничать на узбекском базаре, напялив тюбетейку и изображая торговца коврами: смотреть на это просто-таки неловко. Мессии не положено шутить, он должен проповедовать, а еще лучше — тяжело молчать и многозначительно смотреть в сторону».

Подзаголовок фильма «Спасибо, что живой» (неточная цитата из стихотворения Высоцкого) звучит иронично. По сценарию главный герой оживает, но тем заметнее неспособность авторов фильма сделать персонаж живым для зрителя. Довольно точно это диагностировал в своей рецензии для «Афиши» Роман Волобуев:

«Странный эпизод из биографии фигуранта, ровно за год до смерти пережившего ее генеральную репетицию в номере бухарского „Интуриста“, мог стать поводом только для очень странного фильма, но бусловский „Высоцкий“, снятый по сценарию сына покойного под творческим присмотром начальников Первого канала, страннее странного. Так, по идее, должен выглядеть поток сознания умирающего, законспектированный для „Каравана историй“. Современники (большинство — кальки реальных людей под обманными фамилиями) бодро толкутся на первом плане, будто нарочно не пропуская камеру к герою. Сам герой, он же — главный спецэффект, маячит в кадре как призрак на затянувшемся спиритическом сеансе; окружающие явно побаиваются к нему прикасаться, и их, в общем, можно понять. Коробка с морфием, серые ангелы с Лубянки, чьи намерения так амбивалентны, что играющие их Смоляков и Ильин вполне могли бы перейти на латынь. Прыжки из загробной метафизики в балаган и обратно».

В фильме Буслова КГБ гоняется за Высоцким, рассчитывая шантажом и запугиванием вынудить того работать на пропаганду, тем более что репутация у него международная, а на носу Олимпиада 1980-го. У Эрнста с Максимовым похожая задача — приспособить дух Высоцкого к тому мятущемуся и неоформленному национальному характеру, который именно телевидение по заказу власти (даже если он не сформулирован эксплицитно) должно отыскать и предъявить. В экспериментальном кинопроекте им это не удалось — как не получилось у двух полковников приручить настоящего Высоцкого. Нужен был более пластичный и сговорчивый материал. 

Искусство, даже массовое, слишком ненадежный инструмент для дайвинга в водах прошлого. То ли дело спорт, суррогат войны и заменитель политики. А советский спорт — один из немногих законных, общепризнанных поводов для ностальгии по СССР.

В начале творческого пути открытый продюсером Валерием Тодоровским режиссер Николай Лебедев, уже зарекомендовавший себя в двух модных жанрах, «фильм о ВОВ» («Звезда») и фэнтези («Волкодав из рода Серых Псов»), взялся за байопик о популярнейшем, в самом деле легендарном хоккеисте Валерии Харламове. «Легенда № 17» (2013) — первый сенсационно успешный российский спортивный блокбастер, собравший у экранов четыре миллиона человек.

Фильмы о спортсменах — как реальных, так и выдуманных — давно вошли в кинематографический канон. У жанра есть свои штампы и конвенции, и Лебедев вместе со сценаристами Михаилом Местецким и Николаем Куликовым соблюли их прилежно. В зачине мы видим героя ребенком, в Испании, где тот вырос (мать Харламова Бегония была испанкой). Он становится свидетелем жестокой забавы, забега быков, и спасает от разъяренных животных маленького беззащитного щенка. Затем традиционная траектория. Игра в непримечательном клубе, встреча с опытным тренером, первые шаги к успеху в захолустье — Харламов отправляется в Чебаркуль, что в Челябинской области, и выводит команду на новый уровень, затем — игра в столичной команде и национальной сборной. Потом катастрофа, несчастный случай, серьезная травма и преодоление себя ради возвращения на лед. Все ведет к предсказуемому финалу, в котором состоится исторический матч в Монреале — первое сражение «Суперсерии СССР — Канада» 1972 года, где советские хоккеисты обыграют противника со счетом 7:3.

Мозаичный монтаж, представляющий весь социальный спектр СССР рубежа 1960–1970-х, необходимые семейная и любовная линии, изобретательная операторская работа — в особенности в съемках игр, где камера идентифицируется то с клюшкой, то с шайбой, то с неким наблюдающим сверху ангелом — все это обеспечило фильму успех, незаурядный для этого не слишком популярного в России жанра. Также важнейшими его составляющими стали исполнители главных ролей — Олег Меньшиков (впервые его персонаж в амплуа учителя или символического «отца»), сыгравший знаменитого тренера Анатолия Тарасова, и Данила Козловский (сам Харламов), таким образом принимающий эстафету: его кинематографическое восхождение начинается именно с «Легенды № 17».

Да, здесь вновь предстает идеальный мужской мир, в котором у женщин могут быть исключительно вспомогательные функции. Темпераментная мать героя, посмевшая замолвить за него словечко перед грозным тренером. Роль сестры сводится к тому, чтобы болеть за брата. И возлюбленная Ирина (та же Светлана Иванова, что и в «9 роте»), вынужденная довольствоваться примерно пятнадцатью минутами экранного времени из двух с гаком часов, в течение которых она покорно принимает красивые ухаживания (Харламов читает ей стихи, влезая по карнизу в окно) и соглашается с тем, что ее избранник думает в первую очередь о хоккее.

Спортивно-маскулинная вселенная «Легенды № 17» не чужда витающего в воздухе гомоэротизма — живописно снятые ню в мужской раздевалке и душе, накал страстей между соперниками, сложные отношения любви-ненависти между наставником Тарасовым и учеником Харламовым. Высшего предела этот лейтмотив достигает в сцене, где герой улетает на решающий матч в Канаду. Он переминается с ноги