россиян. Речь о завораживающем культе величия былых, распавшихся империй — не имеет значения: Российской или СССР — и отношения к нациям, когда-то входившим в их состав, как к людям второго сорта, соответственно как и к их культурам. Многие граждане РФ в ответ недоумевали и утверждали, что никогда не задумывались об имперских идеях и вряд ли их разделяли. Спор такого рода заведомо неразрешим, любые обобщения ведут в тупик. Однако если в культурной памяти рядовых россиян и живет память о величии империи, то рождена она не уроками истории в школе, а кинематографом. Точнее, рекламными роликами, которые с восхищением в 1990-х смотрела вся страна. Их по заказу банка «Империал» снял тогда безвестный режиссер Тимур Бекмамбетов — будущий хедлайнер коммерческого кинематографа. Можно сказать, что с высокой вероятностью впервые гражданин РФ уверовал в возможности нового отечественного кино именно в тот момент, когда увидел один из мини-фильмов Бекмамбетова и «Империала».
В 2007-м, в момент премьеры «Иронии судьбы. Продолжения», Бекмамбетов рассказывал об этом проекте в интервью Инне Денисовой для журнала «Профиль» как о счастливейшем времени в своей профессиональной жизни:
«Есть такой человек Володя Перепелкин — самый древний наш копирайтер. Сейчас он капусту выращивает, образно говоря, — живет под Москвой, думает о вечном. (Смеется.) Сначала он предложил мне сценарии трех роликов со слоганом „Точность — вежливость королей“. А потом я познакомился с [владельцем банка „Империал“ Сергеем] Родионовым. И понял, что ему важно не просто рекламировать банк, а хочется быть меценатом такого вида искусства, как рекламный ролик. Я его спросил: „А почему ты кино не снимешь?“ — „А как его потом люди увидят?“ С роликами было понятнее: их можно было показать по телевизору. Тогда я расширил концепцию: появилась „Всемирная история“. А дальше было пять лет замечательной жизни. Мы искали сюжеты: историк Кирилл Зубков, консультант, знакомил нас с докторами наук из Историко-архивного. Они рассказывали истории. <…> Я должен был что-то почувствовать. Историю про Тамерлана, собиравшего камни, мне рассказал мой друг, режиссер Тимур Кабулов… Про Александра с лебедями — монархист Андрей, молодой человек из Петербурга…„Ивана Грозного“ показали всего несколько раз. Царь объявляет о том, что берет власть в свои руки. Его спрашивают: „На каких условиях?“ Он отвечает: „После узнаете“».
Таким образом, «Всемирная история» была сериалом — одновременно сугубо коммерческим с точки зрения заказа и производства и бесконтрольно-авторским в смысле содержания. В цикле вполне отразилась двойственность отношения постсоветского человека к имперской идее и концепции самодержавия.
С одной стороны, авторы — а среди них, к примеру, великий оператор Георгий Рерберг, снимавший для Тарковского, и будущий пропагандист и медиаменеджер Михаил Лесин (он писал сценарии) — искренне наслаждаются роскошью и величием империй. Это особенно заметно в богатых постановочных роликах о Людовике XIV и Екатерине Великой, во время застолья дарующей звезду полководцу Александру Суворову.
С другой — восхищаются мужеством и аскетичностью в поведении великих правителей. Юлий Цезарь выходит к сенату в ту секунду, когда песочные часы показывают время начала собрания, а Наполеон Бонапарт поднимает упавшую треуголку на поле боя рядом со снарядом, который вот-вот взорвется. Петр I в одиночку вытаскивает застрявшую карету из грязи. Дмитрий Донской среди битвы отдает шлем испуганному пехотинцу. Александр Македонский приказывает сжечь трофеи, чтобы продолжать поход. Великий Инка, приговоренный к смерти захватчиками-испанцами, сочувствует врагам, умеющим ценить лишь золотые кирпичи.
Жанр наивной сказки о великих людях оказался востребован в голодной и испуганной России 1990-х. Особенно ценны сюжеты, в которых правители пекутся о своих подданных. Империя — пространство если не общего благоденствия, то точно равного для всех закона. Польский король Ян Собеский милует мошенника, обыгравшего его в шахматы под видом диковинного автомата, — а все потому, что тот оказался ветераном. Бежавший в Париж после поражения Наполеон отдает последнюю монету старушке, сохранившей верность своему императору. Тамерлан разговаривает с камнями, которые оставили по пути на битву его павшие воины. Чингисхан завещает империю монголов младшему сыну, сказавшему, что нет счастья выше, чем забота об отечестве. А Конрад III щадит неприятеля, увидев мужество жен воинов из осажденного города.
Тем не менее есть среди сюжетов и настораживающие. Например, наполненный черным юмором ролик о Нероне, принуждающем граждан слушать свое пение на арене: уважительной причиной для отсутствия может считаться лишь смерть. Или леденящая история об Иване Грозном, объявляющем о начале самодержавного правления и карающем смертью холопа, посмевшего спросить об условиях, на которых царь забирает всю власть в стране себе. Александр II Освободитель искренне верит, что лебеди не улетят на юг, если их лучше кормить, — но птицы все равно покидают его сад; тогда он принимает решение отменить крепостное право. Зато его властный отец Николай I, узнав о постановке в Париже спектакля, порочащего честь его бабушки Екатерины II, обещает отправить туда «миллион зрителей в серых шинелях», то есть солдат.
Пройдет десять лет, и историки с политологами объявят Николая I, прозванного в народе Палкиным, ролевой моделью для президента Владимира Путина. А Бекмамбетов исторического кино, если не считать фантастико-костюмных вставок в «Дозорах», в России снимать больше не будет. Зато в США сделает ревизионистский боевик о президенте Линкольне как охотнике на вампиров и новую версию моралистической классики Голливуда «Бен-Гур».
Банк «Империал», не пережив кризиса 1998 года, лишится лицензии, а после ее возвращения на недолгий срок будет объявлен банкротом в 2004-м.
На рубеже 1990–2000-х криминальные сериалы и книги (иногда первоисточники, иногда, напротив, новеллизации) наполняют Россию, становясь для аудитории не столько развлечением, сколько мостом между травматичной и опасной повседневной реальностью и ее восприятием через призму жанра. На общем фоне выгодно выделяется новая литературная звезда — Борис Акунин. Его интеллигентные ретродетективы стилизованы под беллетристику прошлого и дают отдых от грубости сегодняшнего дня. С постмодернистским изяществом они отсылают и к Конан Дойлю, и к романам об Арсене Люпене и Фантомасе (имя главного героя — сыщика Эраста Фандорина даже содержит аллюзию на фамилию главного противника Фантомаса — журналиста Фандора). В 1998-м вышли четыре первых романа о Фандорине. В 2000-м, одновременно с инаугурацией Путина, премьерой «Романовых. Венценосной семьи» и канонизацией семейства Николая II, Акунин напечатал еще один детектив , — «Коронация, или Последний из романов», действие которого совмещено с событиями коронации последнего Романова.
На самого модного писателя, под псевдонимом которого скрывался переводчик и филолог Григорий Чхартишвили, моментально обратил внимание кинематограф. Сначала его «Азазель» в 2002-м (без большого успеха)
