Важнейшими соавторами Погодина и Сельянова были художники и оформители фильма, а также аниматоры, передавшие нарисованному Коньку мимику и интонации актера, озвучившего роль, — Павла Деревянко. На экране предстала сусальная, пряничная Русь, которую то и дело показывали с высоты птичьего полета, — страна молочных рек и кисельных берегов, где все всегда нарядны, где не прекращается праздник. Одно слово (которое можно различить на указателе): «Царь-град», слегка искаженное «Цареград» — когда-то русское название Константинополя, «второго Рима». Третьим, напомню, теоретики назначили Москву. Больше всего предстающий на экране сказочный ландшафт, сложившийся из древнерусских образцов и их переосмысления модернистами, напоминает несуразно богатые «ярмарки меда» и прочие праздники в народном духе, которые вслед за Юрием Лужковым устраивает в Москве его преемник на посту мэра Сергей Собянин.

Об ошарашивающей (по меньшей мере в отечественном контексте) визуальности картины писала в «Новой газете» Лариса Малюкова:

«В пестрой красоте „Конька-горбунка“ и столбы из гжели, и расписные терема, и залы, словно палехские шкатулки нарядные. Но самое незабываемое, в новом российском кино невиданное — костюмы. Художники Надежда Васильева и Ольга Михайлова сочинили настоящее чудо. Фееричные наряды из старинных тканей, золото, серебро, парча, шелк, шитье и вышивка ручной работы. При этом умопомрачительная свобода и юмор. Неуместные орлы на металлических венцах, горлатные шапки, шлемы с флюгерами (как батюшка-царь изволит, туда и крутимся), треуголки. Кафтаны, ферязи, зипуны. Хоть сейчас в музей».

В этом фэшн-шоу обращает на себя внимание один конкретный аксессуар. Шерстяной свитер на Иване (Антон Шагин) недвусмысленно напоминает о свитере из секонд-хенда, который носил в «Брате» Данила Багров. И не случайно: ведь Надежда Васильева была художником по костюмам (а также женой и соавтором) Балабанова. Итак, «Конек-горбунок» — как минимум заявка на нового национального героя, в облике которого ощутима преемственность по отношению к легендарному персонажу киллерской дилогии двадцатилетней давности. Да, несомненно, Иван — очередная инкарнация национального героя, поисками которого так озабочен весь российский кинематограф, и особенно продюсер Сельянов. Тем более герой патентованный, народный, известный большинству с детства, вписанный в фольклор и литературу, и уж точно более индивидуальный, чем схематичные анимационные богатыри.

Играющий роль Ивана Антон Шагин пережил свой звездный час в «Стилягах», где был, по сути, таким же наивным Иванушкой-дурачком, влюбившимся в великосветскую птаху (чем не Царь-девица?). На театральной сцене он примерно тогда же сыграл в постановке Марка Захарова другого сказочного героя, но уже норвежского — Пер Гюнта. А в кино после пары народных ретротипажей в арт-фильмах «В субботу» и «Довлатов» появился в статусной роли поэта-декабриста Рылеева в «Союзе спасения». При этом и в общественной жизни будущий Иван не зевал: в 2022-м Шагин объявил коллег, осудивших войну против Украины, «иудовым племенем» и выступил на организованном властями концерте «Своих не бросаем».

Персонаж Ивана в «Коньке-горбунке» поражает просветленностью своего идиотизма: даже Жар-птицу, которую его отправил ловить Царь, жалеет и выпускает. Он абсолютно безобиден и был бы совсем беспомощен, если бы не умница Конек. В отзывчивость и уникальную доброту Ивана, мало в чем явленную, поверить довольно сложно — и совсем невозможно объяснить ничем, кроме законов сказки, увлечение им Царь-девицы. Зато другое качество героя (подтверждающее глупость) — святая вера в монарха и нежная, невзирая ни на что, к нему любовь. Это — определяющая черта и главная страсть Ивана.

Даже с пойманным ежом — явная цитата из советской повести-сказки «Как Иванушка-дурачок за чудом ходил» — он разговаривает исключительно о монархе: «А хорошо быть царем! Сидишь на троне, ничего не делаешь, а тебя все любят за просто так… Как там наш царь-батюшка? Спит небось. Вот бы мне для царя подвиг совершить!» Или позже, уже в диалоге с Коньком: «Вон у царя какой талант? А его все любят, потому что он — царь».

В фильме Погодина и Сельянова вопрос решается диалектически. Иван, конечно, дурак, обожающий монарха, закрывающий глаза на все гадости с его стороны, прощающий тому и открытый грабеж, и попытку его же, Ивана, казнить за вымышленную провинность, и изуверские задания. Как мотылек на огонь, он бежит к царю на поклон снова и снова. С другой стороны, Царь показан без малейшей пощады. Блестящий характерный артист Михаил Ефремов дает мастер-класс — его инфантильный, капризный и жестокий Царь был бы даже трогателен, не будь он настолько отталкивающим.

Василий Степанов в «Коммерсант-Weekend» отмечал внутреннее противоречие фильма и приходил к выводу о том, что «Конек-горбунок» — это сатира на власть (возможно, ненамеренная). Автор рецензии, рассуждая о фильме, прозрачно намекал на фильм-расследование Алексея Навального про дворец Путина в Геленджике:

«Кино плохо поспевает за изменчивой реальностью, особенно когда речь идет о неповоротливых, сложносочиненных высокобюджетных фильмах, которые должны нравиться всем, от бабушки и внучки до собаки Жучки. Но отечественная реальность помогает „Коньку-горбунку“ всеми силами. Коронавирус как мог откладывал выход фильма, аналитики скорбно гадали, сможет ли такое затратное кино окупиться без новогоднего чеса по торговым центрам, но к началу февраля стало понятно, что за „Конька-горбунка“ впряглась сама судьба, — текущий общественно-политический контекст превратил этот фильм из очередного народного блокбастера в неожиданно задорный памфлет с логотипом „Россия“ в начальных титрах. Золотой ночной горшок с портретом царя-Ефремова ничем не хуже ершика из совсем другого фильма, а дворец у августейшего холостяка такой, что не стыдно и Царь-девице показать».

Возможно, однако, и другое прочтение конфликта Царя и Ивана. «Конек-горбунок» учит подчинению верховной власти, какой бы отморозок ее ни олицетворял, и наглядно показывает, что народ на Руси (а Иван — его воплощение) принимает с пониманием и благодарностью даже самый бессовестный произвол. И уж точно не бунтует; даже конь более способен к протесту, чем человек. Любопытно, что сам фильм следует этой логике. У Ершова в конце сказки Царь по глупости прыгнул в котел с кипящей водой «и там сварился». У Погодина неведомые силы почему-то спасают жизнь самодержца, унося его подальше от Царь-града в необъяснимом воздушном пузыре. То ли для того, чтобы уберечь зрителей от чрезмерной жестокости, то ли для того, чтобы не совершать на глазах столь значительной аудитории недопустимый акт цареубийства.

Если Шагин являет собой пример лояльного артиста, то Ефремов, снимавшийся в десятках