– Не злись на него, когда он такой, – шепчет медсестра, перекладывая помпу на простыню, к моей ладони.

Ее зовут Фату, она уже пять лет старшая на нашем этаже. Родом она из Кот-д’Ивуара, а фигурой напоминает кетчера. Бархатная рука в резиновой перчатке. Фату дала прозвище главврачу отделения, и он действительно напоминает людоеда-невежу из мультиков студии Dream Works с кожей яблочно-зеленого цвета и ушами-трубами.

– Ты ему очень нравишься, только он не показывает этого. Он встревожен и опасается ложных надежд.

Я знаю. Читал в интернете. Когда человек с Бофором перестает чувствовать боль, значит, кроме мышц, затронуты нервы. Это начало конца. Я сразу решил не рассказывать им о «лекарстве» клоунессы. Надежда выглядит настоящей, и я приберегаю ее для себя – чтобы никто не разрушил.

– Папа тебе сегодня звонил? – участливо интересуется Фату.

– Да, все в порядке, спасибо.

Мой тон не позволяет ей продолжить расспросы, она чувствует, что вступила на территорию тайного сада. На самом деле я уже неделю не получаю известий от папы. Это нормально: он имеет право всего на три минуты телефонного разговора в день, и я по срочности на втором месте после адвоката.

– Через месяц Новый год, – напоминает она, как будто призывает продержаться до праздника. – Они наверняка разрешат ему пообщаться с сыном.

Меня бы это удивило, но я улыбаюсь и киваю. Не лишать же милую Фату иллюзий. Она уходит с глазами на мокром месте. В заведениях паллиативной медицины следует щадить персонал, особенно в педиатрии, где работы всегда выше крыши. На этаже много больных с онкологией в терминальной стадии, а они, несмотря на быструю ротацию, привязываются к пациентам. Я притворяюсь, что надеюсь на встречу с отцом, хотя он будет сидеть в тюрьме до суда и никто ему поблажек не сделает. Убийцу полицейского не пожалеют. Он во всем виноват. Он не спал ночами с тех пор, как я оказался в отделении, и уснул за рулем, когда ехал в больницу. Машина врезалась в дерево, оно сломалось, а в довершение всех бед на нем сидел капрал с биноклем, подкарауливавший водителей, говорящих по телефону. Легавый упал с ветки, приземлился на голову и умер на месте. Я – единственная папина надежда, его смягчающее обстоятельство. Хоть на это сгожусь…

Я почти доверху заполнил корзину страданий, когда в палату без стука вошла давешняя клоунесса.

– Тебе сегодня лучше.

Это не вопрос и не утверждение. Скорее приказ.

– За работу! – велит она и начинает сеанс общения. Ослабив бабочку, снимает фальшь-нос и кладет в центр тумбочки, а потом садится на кровать и берет мои руки в свои.

– Первым делом, Тома, хочу сказать, что ты не одинок.

– Знаю, нас во Франции тридцать пять человек. Точнее, тридцать четыре с половиной: одна больная с четверга в коме.

Она объясняет, что говорит не о «бофортистах», а о восьми тысячах.

– Кого?

– Лекарей Земли. Больных детей вроде тебя, которых я призываю под знамена и размещаю по всей планете. Моя цель – объединить ваши мысли и направить на конкретную цель в одно и то же мгновение, чтобы вы могли изменять реальность.

– Что за бредятина?

– Вопрос неверный. Ты должен был спросить: «Почему я?»

– Почему вы?

– Почему ты… Меня привлекла твоя энергия. Которую ты создаешь, когда пишешь книгу.

Я становлюсь красным, как ее фальшивый нос. Откуда она узнала? Я начал роман, когда отказали ноги, и работаю над текстом тайно, насколько хватает сил и слушаются пальцы. Все остальное время ноутбук лежит под подушкой.

– Я просто читаю твои мысли, – успокаивает меня клоунесса. – Ты прав, фантастика – лучший способ отвлечься. Начало получилось отличное, хоть и проецирует твои страхи, злость и черный юмор на будущее, отчего оно выглядит еще более мрачным. Тебе придется его почистить.

Я пытаюсь понять по глазам, что именно ей известно. Моя история рассказывает о режиме санитарной диктатуры, где каждый существует с чипом в голове, и об организованной пандемии, вызванной лабораторным вирусом, чтобы запугать людей и помешать им думать. Наш мир и правда стал похож на тот, что придумал я, но моей вины в том нет.

– Любой роман-предостережение должен иметь счастливый финал, иначе ответственность ляжет на тебя.

Я начинаю привыкать к тому, что она отвечает на реплики, которые я не произношу вслух. Премьера номера. Клоунесса-менталистка.

Я пожимаю плечами и ухмыляюсь.

– Так и есть, я засрал будущее с помощью слов.

– У наших мыслей есть такая власть. Они или загрязняют, или восстанавливают, лечат, спасают. Не только с помощью вымысла. Я поручу тебе работу с реальной реальностью.

– С чего бы мне соглашаться?

– Чтобы спасти мир.

Она качает головой и улыбается.

– Твои слова – следствие гнева. Ты ведь так не думаешь, иначе не хотел бы выздороветь и не сумел бы побороть боль.

Я смотрю на нее и чувствую усталость. Оставит она меня в покое или нет? Я начал свыкаться со своей судьбой, пытаюсь привыкнуть к одиночеству, из-за которого таю, как кусок сахара в чашке молока. В конце концов я согласился с усыпляющей капельницей, терплю слезы медсестер и не комплексую из-за обратного отсчета… Я здесь не ради победы над болезнью, а для того, чтобы сдохнуть самым комфортным способом. Я ухожу. Я сдался. У меня забрали мать, потом отца, осталось расстаться с жизнью и успокоиться.

Она права в одном – я сожалею только о том, что не успею закончить книгу. Впрочем, это никого не опечалит. Худшее, что может случиться – незнакомый мне человек найдет ее, допишет и присвоит авторство. Я написал завещание и отдал старшей медсестре: после моей смерти она должна удалить из компьютера файл «Роман». Судя по всему, она проговорилась клоунессе. Никому нельзя доверять.

– Знаешь Большой Барьерный риф, Тома?

Я едва не выпалил: «Засунь его… сама знаешь куда!» – но только спросил безразличным тоном:

– А что?

– Он тоже умирает.

– Ну и?

– Это вас связывает. По-настоящему. Вы спасете друг друга. А я вас соединю.

– Класс! Есть прямой рейс?

– Да. Внутренний.

Я поворачиваю голову к стене и закрываю глаза, давая понять, что визит завершен. Она не виновата, что разбередила воспоминания, причиняющие слишком сильную боль, потому что они не мои. У Большого Барьерного рифа ныряли мои родители, когда встретились.

– В ваших организмах происходит один и тот же процесс, – продолжает клоунесса. – Вы плохо реагируете на