Ну что ж, надо как-то ошибки прикрывать. Ну и то ли действительно инфекцию занесли, то ли выдумали специально, чтобы ребёнка не отдавать домой, но как теперь звучит на «изящном» языке дебилократии, наехали на жену «по полной программе», а она, хоть и закончила уже лечебный факультет Московского медицинского стоматологического факультета, слишком молода была, чтоб с корифеями спорить. Они стали пугать, что если не согласится немедленно отдать в Институт педиатрии, то ребёнок будет медленно умирать дома на глазах нашего шестилетнего сынишки. А это какая травма…

Как же переживала, как ругала потом жену участковый детский врач Лукашёва, которая сразу разгадала манёвр «специалистов» из роддома, и заявила, что с инфекцией, на которую они сослались, она справлялась не раз, а вот в Институт педиатрии отдавать ребёнка не следовала. Поняла она, что нечисто что-то. Прикрывали свои фокусы нерадивые костоломы из роддома.

Ну дело сделано. Поздно что-то решать. А в Институте педиатрии всё молчком. Чуточку пугали, но главное очень прямо сильно требовали, чтобы жена ежедневно сцеживала молоко и дочке возила, поскольку оно её уж так необходимо. Эти басни продолжались в течение февраля, марта, и первой половины апреля. Каждый день к 7 утра из Строгино да в Черёмушки. Что ж, ну ведь дочке молоко нужно…

А к апрелю и там что-то не заладили специалисты столь достойного заведения. Ещё одну инфекцию занесли, да не простую, а разрушающие сустав. И вот тогда расписались в беспомощности. Спасала детская больницу № 9. Не всё ещё было разрушено в канун перестройки.

Но особый изуверский цинизма обнаружился ещё и в молочных делах. Вынуждены были в весьма достойном заведении дать рекомендации Девятой больнице не кормить молоком, ибо к молоку организм оказался невосприимчив, видимо в силу каких-то ещё медицинских деяний чудо-специалистов.

Можно было догадаться, для чего они так требовали ежедневную доставку молока – видимо, реализовывали его по вполне уже опережающим время нормам и правилам. Уж это же молоко могло пригодиться кому-то поближе, чем в Черёмушках, да и без всяких там материальных ухищрений, что безусловно накладывались на него в институте. Но когда там разбираться? Не до того. Главное, что в девятой больнице врачи оказались людьми! А что касается роддомовских костоломов, да прикрывающих их спецов из Института педиатрии, то они, безусловно, своё получили, ибо мерзость никогда не остаётся безнаказанной – на всё воля Всевышнего. Ну а заниматься поиском виновных в советское время было практически невозможно, поскольку определение виновных ставило под сомнение твёрдое и многократно повторяемое положение: «Советская медицина – лучшая в мире». На каких-то направлениях, например, в участковой службе, она действительно была лучшей, действительно возвышалась над западными человеконенавистническими правилами. Но об этом мы тоже поговорим на последующих страницах.

Лишь через три месяца дочка оказалась дома… И тут же её заковали в гипс. Вывихи! Долго продолжалась эта гипсовая эпопея, пока я случайно не рассказал о том Михаилу Филипповичу Гулякину. Это был человек особенный. Он слишком много знал о состоянии медицины, о том, что и где происходит, знал о накатывающейся на страны серости и безответственности, которая, слава Богу, не касалась армии и особенно военном медицины. Не касалась благодаря именно таким людям как сам Михаил Филиппович.

Выслушал, нахмурился. Задал несколько вопросов. И сказал:

– Немедленно вези дочку к Юльке Шапошникову.

Помните? Упоминал я капитана Шапошникова, который ассистировал Михаилу Филипповичу во время сложнейшей операции.

Оказалось, что Юлька, уже далеко не Юлька, а доктор медицинских наук, профессор генерал-майор медицинской службу Юлий Георгиевич Шапошников, с сохранение воинского звания возглавил Центральный институт травматологии и ортопедии (знаменитый ЦИТО). Это важнейшее лечебное учреждение надо было спасать от новых веяний уже нагрянувшей перестройки, потому и поставили во главе выдающегося организатора военной медицины, деятельного руководителя, учёного, и, между прочим, ученика Михаила Филипповича Гулякина. Когда-то ещё молодого офицера медслужбы Шапошникова привёл к Гулякину его хороший знакомый и попросил взять в ученики. Взял… И получился настоящий руководитель, уже в ту пору Лауреат Государственной премии СССР, член Главной Межведомственной медицинской комиссии по отбору кандидатов в космонавты СССР, а впоследствии член-корреспондент Российской академии наук и академик Российской академии медицинских наук.

И вот я вошёл в кабинет Юлия Георгиевича. Пописал книгу о Михаиле Филипповиче, поговорили о нём. Принял генерал очень приветливо. Расспросил о работе над мемуарами, о своём учителе отзывался с большой теплотой и любовью. Ну а потом направил к остепенённому светиле.

Пришли… Чем-то мне не понравился светила. Осмотрел он дочь и вынес решение.

– В гипс. В гипс… Ещё на год, а то и два в гипс.

Я вежливо поблагодарил, сказал, что непременно выполним все его рекомендации. Обратил внимание, что сам он как-то очень странно выглядит. Помните, как в каком-то фильме логопед пришёл ребёнка учить говорить, а сам слов не выговаривал. Словом, отправился я снова к генералу Шапошникову, ну и поскольку, почувствовал, что сложились у нас добрые отношения, осторожно так высказал свои сомнения.

– Ну я думал, что вам нужен светила со степенями, – усмехнулся он. – Уж самого, самого вам выбрал. Таких больше нет, но есть женщина молодая, талантливая. Пока без степеней. Не успела диссертации защитить, но работает над ними.

Снял трубку и набрал короткий номер по внутреннему телефону. Сказал:

– Людмила Михайловна. Подошлю я к вам очень близких мне людей. Посмотрите…

И дал мне целеуказание – этаж, кабинет, ну а имя я уже знал.

Людмила Михайловна сразу поразила чем-то добрым, располагающим. Даже дочка заулыбалась…

И тут же, посмотрев внимательно, вынесла решение:

– Больше никаких гипсов. И так уже я четыре года. Предел. Ещё немного, и ребёнок никогда не встанет на ноги. Ходить! Начинать ходить.

И тут же стала учить Сашеньку вставать на ноги.

Вот так, не пошли нас Михаил Филиппович к своему ученику, а он в свою очередь не направь нас к славному доктору – завершилось бы всё не просто некоторым укорочением ноги из-за разрушенного в Институте педиатрии сустав, а пожизненной инвалидной коляской.

А вот теперь за плечами у дочки Литературный институт, два небольших сборника рассказов, а в нынешнем году уже солидная книга в серии «Любовные драмы» – «Матильда Кшесинская и драмы русских