И всё же работа началась…

Подошли октябрьские праздники. Договорились созвониться сразу после них. Михаил Филиппович предупреждал, что будет занят, поскольку у него – очень серьёзный больной, из-за которого он даже не поехал на охоту.

И вот праздники остались позади и я, как всегда, ближе к окончанию рабочего дня позвонил Михаилу Филипповичу. Он долго не брал трубку, хотя, как я понял, был в кабинете. Наконец, взял. Голос был и знакомым и незнакомым, изменившимся был голос.

– Михаил Филиппович, это я… Мы договорились условиться о встрече сразу после праздников…

– Коля, извини, извини…, – и после паузы, совсем тихо: – Я Женю потерял.

Вот это «потерял» как-то не вязалось с мирным временем, с мирным небом над головой, а по этому я не воспринял, как что-то серьёзное – можно было подумать, что потерял, то есть, давно не звонил, или не смог приехать, куда-то пропал на службе. Я так и воспринял. И даже сказал:

– Как потеряли? Да ну, не волнуйтесь, найдётся. Может просто не смог вовремя позвонить…

Гулякин, видимо, понял, что выразился не точно и сказал с надрывом…

– Женя погиб…

Я потерял дар речи, что-то пробормотал, типа «не может быть», «как это возможно».

– Женя погиб на охоте… Извини, Коля, я сейчас не могу, я позже когда-то расскажу…

– Михаил Филиппович, что вы… Конечно. Извините за мой звонок. Я не знал. Примите мои самые искренние сочувствия. Извините…

– Да, да, конечно.

И он тоже зачем-то извинился. Так мы и завершили разговор. Не мог же я лезть со своей работой, со своей рукописью.

Положил трубку и долго сидел без движения. В голове не укладывалось. Как же так, молодой парень, да какой! Прекрасный офицер, специалист прекрасный своего дела. А как человек – просто замечательный.

Произошла та самая трагическая история, о которой говорится в предыдущей главе.

Остаётся добавить, как же всё-таки удалось завершить книгу в такое трудное для Михаила Филипповича время.

Я даже не сразу подумал о том, что работа над книгой срывается. Как же теперь можно приставать к Гулякину с продолжением работы. Это, по меньшей мере, бестактно. Что сказать главному редактору издательства? Я же заявил, что рукопись в основном готова и нужно месяца два на шлифовку. А сдавать нечего.

Долго думал, как поступить. А потом сел и стал писать дальше, писать, многое дополняя, домысливая, ведь Михаил Филиппович столько рассказывал о своей службе. И ведь рассказывал так, словно книгу писал – эпизоды не приводил похожие, а приводил новые, как бы развивающие тему. Таким образом, мне была уже известна общая канва, известны имена многих сослуживцев Гулякина. Ну и примерно представлял уже обстановку в медсанбате.

Напечатал на машинке с полсотни страниц. Ну и поскольку прошло уже немного времени, позвонил Гулякину.

– Михаил Филиппович, это снова я, извините… Работу я продолжаю – иначе просто книги не будет. А все говорят – что книга о вас нужна не только нам с вами. Разрешите я вам принесу несколько готовых глав, а вы, если будет минутка, просто посмотрите по диагонали?

Он ответил не сразу.

– Ещё раз извините. Я все ваши рассказы учёл, но нужно бы посмотреть. Издательство торопит.

– Хорошо, Коля, принеси.

Я пришёл в назначенное время, постучал в дверь, но она была закрыта и, решив, что Михаил Филиппович где-то в отделении или на консилиуме, решил ждать. Всё-таки, даже лучше, если поймаю его после каких-то рабочих дел – иное настроение. Долго сидел. Уже близился конец рабочего дня, а он, как я помнил, подчинённых без необходимости в их личное время не занимал.

И вдруг дверь открылась и на пороге появился Михаил Филиппович. Как же он изменился и осунулся за эти дни! Увидев меня, вскочившего с кресла, он пошёл на встречу, мы обнялись и он, взял рукопись, сказав:

– Извини, Коля, у меня люди, я немножко занят.

Какие уж там люди!? Он просто не знал, что я перед кабинетом уже не один час – закрылся наедине со своим тяжёлым горем.

Заметил новое… От него сильно пахло куревом, да и из кабинета вырывались клубы… А ведь каким он ярым противником курения был. Как-то так получилось, что темы курения мы никогда не касались, и я даже не знал, курил ли он на фронте.

Мы попрощались, и он сказал, что позвонит мне сам, но не обещал позвонить скоро.

У меня был расчёт на то, что в эти трудные для Михаила Филипповича дни ничто так не отвлечёт его, как память о молодости, боевой молодости, тем более ведь молодость эта связана не только с войной, она отчасти связана и с памятью о погибшем сыне – ведь именно война связала на век Михаила Филипповича с Марией Алексеевной, ведь именно благодаря войне встретились они и стали родителями сына Евгения.

И я даже представить не мог, насколько верен оказался мой расчёт.

Михаил Филиппович позвонил сам, причём очень скоро. Нельзя сказать, что голос стал прежним, но уже несколько окреп. Он пригласил за рукописью, сообщив, что внёс кое-какие правки. Это были не правки – это оказались целые страницы содержательного текста, написанного ровным, хорошо разборчивым почерком.

Он читал, выделял выдумки, перечёркивал их и писал, как было на самом деле. Исписал все оборотные стороны машинописного текста, вложил много и новых листков, полностью заполненных воспоминаниями. И… Кажется, немного отвлёкся от горя и даже стал вспоминать какие-то новые эпизоды. То есть намечалась работа несколько иного характера. Он вручал мне выправленный текст, точнее, фактически обновлённый, и брал то, что я написал дальше, строго по его рассказам, но со своими художественными добавлениями. Вот скажи человеку – напиши о себе. И далеко не каждый напишет, просто не сообразив, что надо писать. А вручи текст, ему посвящённый, но совершенно неточный. И он тут же начнёт обращать всё в правду, увидев, что от него нужно.

Книгу я сдал вовремя. Ну а потом уже узнал, что произошло в ноябрьские праздники на охоте и некоторые детали, касающиеся происшествия, узнал и о гражданском подвиге хирурга, совершённом в те дни по спасению тяжелейшего больного.

Долго думали мы с главным редактором издательства, как назвать книгу. Очерк, опубликованный в журнале «Советское военное обозрение» я назвал «Золотые руки хирурга», в «Известиях» материал был напечатан под заголовком «Исцеляющий скальпель»… И вот тут вдруг предложил: «Золотой скальпель». Юрий Александрович Виноградов усомнился. Сказал, что кажется есть такая награда. Проверить в ту пору было не так просто. Ныне набери в интернете, и сразу будет ответ.