Мэтр ведет размеренную жизнь. Встает в семь часов; съев кусок хлеба и запив его стаканом вина, работает до трех; работа отнимает у него все силы, но, если погода не слишком скверна, он, пообедав с Женни, несмотря на все ее уговоры, все-таки отправляется по гостям. Наносит визиты госпоже де Форже, живущей по соседству, милейшей Альберте де Рюбампре, сумасбродной, но веселой и остроумной, напоминающей ему юность, Жорж Санд — когда та в Париже, княгине Марселине. В числе благоволивших к нему красавиц появилась еще одна, но тоже слишком поздно: крупная и страстная блондинка, происходящая из старинного фрибургского рода, юная вдова младшего Колонны — графа де Кастильоне, однако именовавшая себя герцогиней Колонна[669], с тех пор как императрица дружески ей намекнула: «Довольно с нас и одной Кастильоне»[670]. В среде живописцев она была известна под псевдонимом Марчелло, ибо увлекалась ваянием, талантливо подражая Карпо, бывшему в течение многих лет ее любовником. В глубине души эта аристократка, эта львица, жадная до славы, любила и желала одного Делакруа, но работа, расстроенное здоровье и Женни делали его почти недоступным. Делакруа находил ее привлекательной и был не прочь перемолвиться с ней словечком, хотя его всякий раз раздражали ее громоздкие кринолины.

Вечером Делакруа отправляется в Оперу или в концерт, не пропускает ни одного выступления Полины Виардо; кроме того, положение обязывает его присутствовать на официальных обедах и приемах. Он состоит в целом ряде комиссий, возглавляемых бароном Оссманом, и в муниципальном совете. В склонности к общественной деятельности сказывается, надо полагать, духовное наследие префекта. Домой он возвращается поздно, усталый и часто в дурном расположении духа. Его встречает Женни: уже готова чашечка теплого питья; она, как ребенка, укладывает его в согретую грелкой постель, положив голову повыше, чтоб он не кашлял. Нет, вся эта парижская суета его погубит. «Ну что ж, поедем в Шанрозе», — говорит мэтр в погожие дни. Он все больше и больше привязывается к уединенному загородному домику — особенно с тех пор, как построил здесь мастерскую, — и, отдыхая от львов, играет с котятами. Страницы «Дневника», написанные в Шанрозе, звучат неизменно радостно: «19 мая 1853 года. После полудня — прогулка с Женни. Вышли через садовую калитку: дивный вид в сторону Корбейля. Густые облака на горизонте, освещенные солнцем. Любовались ручейком у плотомойки и большими тополями, потом вместе вернулись обедать».

Но ездить всякий раз из Шанрозе в Париж крайне утомительно, Женни не в силах за ним уследить: «Вы себя изведете, если опять на голодный желудок поедете пятичасовым поездом работать целый день на сквозняке в Сен-Сюльпис». — «Ну что ж, дорогая Женни, давайте поселимся поближе к Сен-Сюльпис. Предместье Сен-Жермен сохранило старомодный вид, оно будет напоминать мне молодость». Начинаются поиски мастерской; вскоре находится подходящее помещение на площади Фюрстенберг. Это самая обычная квартира, удобная, на втором этаже, соединенная лестницей с садиком, в котором и оборудуют большую мастерскую. Женни победила: теперь Делакруа будет жить вдали от Правого берега, от парижского шума, Оперы и госпожи де Форже. 20 декабря 1857 года он съезжает с квартиры на Нотр-Дам-де-Лорет. «Даже не верится, что мастерская совершенно пуста. Эта мастерская, где меня всегда окружали картины, много всяких картин, радовавших глаз своим разнообразием, каждая из которых пробуждала какое-то воспоминание, — эта мастерская нравится мне даже пустая… Эти стены хранят отпечаток моих стремлений и надежд, я наслаждаюсь последними мгновениями, которые мне осталось провести под этой крышей, которая терпела меня столько лет и где в значительной степени протекли мои зрелые годы».

Глава XVI

Ангелы святого Сульпиция

Орлом с небес низринул гневный ангел.

Бодлер

«28 декабря 1857 года, понедельник. Что ни говори, мое новое жилище превосходно. Вечером я было взгрустнул по старой мастерской. Потом потихоньку примирился и уснул уже совершенно удовлетворенный.

Проснувшись на другой день, увидал ласковое солнце на домах против моего окна. Вид моего садика и славной мастерской неизменно доставляют мне радость».

Теперь Делакруа живет совсем уединенно. Здоровье его сильно расстроено, и, несмотря на все предосторожности и лечения, он неделями не выходит из дома; зимы 1859 и 1861 годов он перенес особенно тяжело, однако перед нами вовсе не беспомощный старик. Чуть становится ему получше — хватается за кисть, а когда чувствует себя вполне здоровым, не слушая увещеваний Женни, немедля мчится в Сен-Сюльпис работать над росписями. Женни тоже стареет. Его это беспокоит: «Подумайте о том, что вы — половина меня самого. Вообразите, во что превращаюсь я, когда вы заболеваете, если бодрое состояние и без того дается мне с трудом». Он берет Женни под руку, и они вместе направляются в Лувр; рассказывая ей о своих любимых картинах, он увлекается, произносит длинные, страстные монологи. Теперь его восторги обращены в первую очередь к Рембрандту: что-то рембрандтовское проскальзывает в портрете его друга Брюйа (Монпелье). Старый хищник любит погреться на солнышке на террасах Люксембургского сада. Порой он позволяет воображению увлечь себя — и как-то сразу молодеет. Тогда он отправляется путешествовать по стране, будто желая перед смертью почтить ее памятники. В Страсбурге и Шартре опытным глазом знатока осматривает соборы, как осматривал бы их, скажем, Мериме. Возобновляет дружбу с кузенами по отцовской линии и после сорокалетнего перерыва навещает Вернинаков в Шаранте; заезжает в Бордо, который почитает чуть ли не родным городом, и устанавливает памятники на могилах отца и брата. В сопровождении Женни ездит на воды в Эмс и Баден, где с неприязнью окунается в сутолоку больших бульваров; в курортном местечке Пломбьер в Вогезах встречает императора, и тот любезно справляется о его здоровье. Не забывает он и Вальмон, хранящий воспоминания о его детских мечтаниях; здесь, в глуши нормандских лесов, он предается раздумьям и писанию акварелей.

Каждое лето Делакруа отдыхает у кузена Беррье в окрестностях Тура. Здешняя светская и непринужденная обстановка ему по вкусу. При встречах с блистательными дамами, вроде княгини