1839 году стало очевидно, что серьёзных результатов добиться уже не получится. К концу этого года Кенесары в основном стал действовать на территории Младшего жуза. Этот факт означал, что многие племена Среднего жуза в силу возникших трудностей и отсутствия перспектив борьбы прекратили своё участие в активных действиях.
Однако в 1839 году положение дел для Кенесары изменилось. В этом году оренбургский генерал-губернатор Василий Перовский совершил неудачный зимний поход на Хиву. От холода и болезней было потеряно не меньше трети участвовавших в походе солдат. Это нанесло весьма болезненный удар по самолюбию оренбургского губернатора и престижу Российской империи. Естественно, что Перовский искал способ добиться реванша. В этой ситуации он обратил внимание на Кенесары.
Если западносибирский генерал-губернатор Пётр Горчаков рассматривал Кенесары, как опасного мятежника, который подрывал основы порядка в вверенной его попечению области сибирских казахов, то Перовский видел в нём возможного полезного союзника в борьбе против Хивы. Губернатор Оренбурга смотрел на ситуацию с военной позиции. С этой точки зрения неудача Хивинского похода была связана с существованием так называемого «степного барьера» по аналогии со степным барьером в Причерноморье, который долгое время в XVII и XVIII веках мешал российским войскам вести здесь успешные войны.
Степные условия не благоприятствовали регулярным войскам, вели к большим потерям от болезней, жажды и прочего. Неудачный поход Перовского зимой 1838–1839 годов на Хиву своими потерями напоминал походы на Крым русской армии Голицына в конце XVII века, а также армий Миниха и Ласси в 1730-х годах. В этой ситуации особую ценность для России приобретали формирования из кочевинков, в наибольшей степени приспособленные к ведению степной войны. Что же касается недовольства губернатора Горчакова относительно нелояльности Кенесары и нанесённого им ущерба, то это не имело слишком принципиального значения на фоне более актуальных военно-политических потребностей.
Можно вспомнить приведённую выше ситуацию, когда российские власти накануне войны с Османской империей и Крымским ханством уговаривали вернуться на Волгу калмыцкого тайшу Дондук-Омбо. Этот калмыцкий правитель с большим количеством кибиток ранее откочевал на Кубань, проявив тем самым нелояльность к России и подчинённым ей властям Калмыцкого ханства. Россияне уговаривали Дондук-Омбо, потому что нуждались в калмыцкой коннице для войны против крымских татар и кубанских ногайцев. Точно также Перовский наверняка полагал, что ему необходима казахская конница под командованием Кенесары для борьбы с Хивинским ханством. В результате, пользуясь своими связями в Петербурге, Перовский смог добиться амнистии для Кенесары, которая была объявлена в мае 1841 года.
Для Кенесары это был хороший вариант, особенно в связи с тем, что к моменту амнистии он вовсе не выглядел потерпевшим поражение. У него была собственная небольшая армия, некоторый аппарат управления, который занимался взиманием пошлин с торговых караванов и в определённой степени налогов с населения. Фактически в его распоряжении была независимая государственная структура. Можно понять недовольство сибирского губернатора Горчакова, организованная Перовским амнистия де-факто легализовала государство Кенесары.
В этой связи очень показательно мнение Горчакова, высказанное им в ответ на письмо Перовского. «Все мои стремления клонятся лишь к одной цели — оберегать пределы моего генерал-губернаторства от вторжения хищнических шаек, то есть от Кенесары Касымова, мятеж которого тем опаснее, что своё грабительство султан покрывает политической маской, обещая кайсакам возвращение их былой вольности. Оттого-то он имеет в степи столько сподвижников, обольщённых не одной выгодой лёгкой наживы, но и мечтой о восстановлении их древней независимости»[397]. Собственно, Горчаков увидел в происходящем главное, что речь идёт о восстановлении независимого Казахского ханства.
Естественно, что для российских властей такая перспектива выглядела принципиально невыгодной. Для них гораздо удобнее было взаимодействовать с отдельными султанами и племенами, чем с сильным ханством под руководством авторитетного хана. Но для Перовского более важным было решение тактических военно-политических вопросов. Между прочим, даже после своей отставки в 1842 году Перовский «писал вице-канцлеру, что для «упрочения русской власти над киргизами лучшее средство воспользоваться Кенесарою и исполнить его просьбы»»[398].
Кенесары решил воспользоваться предоставленными ему возможностями. В связи с тем, что противостояние с Россией выглядело все более бесперспективным, он обратил внимание на юг. Если невозможно было создать казахское государство на севере, тогда можно попытаться сделать это на юге. Здесь как раз очень кстати для него произошли события в Кокандском ханстве. В 1840 году началась война между Кокандом и Бухарским эмиратом, в которой Бухара была наступающей стороной.
Ослабление Коканда создало для Кенесары чрезвычайно удобную ситуацию. Теоретически Перовский ожидал от него содействия в борьбе против Хивы, это означало действовать в нижнем течении Сыр-Дарьи. Кенесары решил атаковать контролируемые Кокандом территории в районе среднего течения Сыр-Дарьи. Он попытался воспользоваться ситуацией в своих интересах и отбить у кокандцев исторические присырдарьинские города.
Если бы этот план удался, то Кенесары получил бы в своё распоряжение не только экономическую базу для создания казахского государства в земледельческих районах, но и стратегически выгодную позицию на подступах к Средней Азии. Такая позиция позволила бы влиять на военно-политическую ситуацию в Среднеазиатском регионе, как это произошло после походов казахского хана Тауекеля на рубеже XVI–XVII веков. Кроме того, Кенесары взял бы под контроль всю среднеазиатскую торговлю с Россией, а также получил бы доходы с земледельческого населения и торговых присырдарьинских городов. В свою очередь, это позволило бы ему отказаться от налогообложения казахских племён, что, несомненно, укрепило бы его положение в степи.
Без всякого сомнения, идея войны за присырдарьинские земли и последующего воссоздания Казахского ханства выглядела уже как вполне приемлемая политическая программа. В сентябре 1841 года Кенесары был провозглашён ханом и немедленно выступил в поход на юг. Очевидно, что два этих события были связаны друг с другом. Те племена, которые поддержали его на выборах хана, затем приняли участие в походе на Кокандское ханство. В основном это были племена из Младшего жуза — табын, жаппас, шомекей, торткара и некоторые другие[399]. Участие племенных ополчений Младшего жуза заметно усилило военные возможности Кенесары. Кроме того, многие из них имели зимние кочевья в районе Сыр-Дарьи. Соответственно, можно было ожидать, что Кенесары поддержат также другие южные казахские племена, которые к этому моменту признавали власть Коканда.
Войска Кенесары атаковали целый ряд кокандских городов, среди них Ак-Мечеть, Созак, Яны-Курган. Ему удалось захватить Созак. В это время Коканд находился в осаде и ничем не мог помочь своим пограничным северным территориям. В апреле 1842 года Коканд был взят бухарской армией. Казалось, сложились чрезвычайно благоприятные условия для реализации планов Кенесары. Однако ему так и не удалось добиться серьёзных успехов и приблизиться к наиболее важным
