поселилась отдельно от мужа, у неких «добрых людей», которые ее берегли и лечили, а Ведений ежегодно платил ей «компенсацию» в виде меры ржи, полмеры проса и овса, пуда соли и четырех алтын на одежду.
Похожая история была в то же время с некоей Анницей Алексеевой. Началось все с того, что ее муж Васька Кучкин обратился к митрополиту Павлу Сибирскому с прошением о разводе на основании того, что якобы обнаружил у жены любовника. Митрополит готов был развести, но Анница показала, что уже почти год живет отдельно от мужа, потому что он ее бьет смертным боем и она боится, что умрет. Митрополит встал на сторону Анницы, посчитав, что издевательство над женой – это очень серьезный проступок даже по сравнению с возможным прелюбодейством.
Но далеко не все жены пытались решить вопрос официально. Некоторые жены возражали мужу на его побои бранью, часто неприличного содержания, другие мстили за себя доносами, тайной изменой, которая, несмотря на строгий ревнивый надзор мужа, все-таки случалась. Даже к женам, ведущим затворнический образ жизни, ухитрялись проникать под видом богомолок и гадалок «потворённые» бабы, которые вносили искушение и соблазн в семью. Иногда ревнивый муж даже приставлял к жене соглядатаев из домашних служанок и холопов, которые должны были следить за каждым ее шагом, и те нередко, желая попасть в милость господину, перетолковывали ему наоборот каждый ее шаг.
Куда бы она ни ехала или ни шла – в гости или в храм, неотступные наблюдатели следили за каждым ее движением и все передавали мужу. В лучшем положении оказывалась женщина, когда она оставалась вдовой, полной госпожой в доме, во главе своей семьи. Вдовы пользовались уважением и оскорбить вдову считалось великим грехом. Некоторые женщины просто бежали от деспотов-мужей. Так, Кузьма Иванов в прошении на имя митрополита Варлаама (XVII в.) жаловался, что его падчерица Александра бежала, не выдержав издевательств мужа и свекра, и Кузьма не знает, где она и что с ней сталось. Порой за жен вступалась родня. Некий Биляйко Артемьев в челобитной описывал, что на него и его друзей напали члены семьи тестя со стрелами и копьями и причинили ему сильные увечья.
Если жизнь становилась невыносимой, допускался развод. Инициатором его, как правило, был мужчина, бесспорным поводом к нему – бездетность. Можно вспомнить, как поступил со своей первой женой Соломонией Сабуровой великий князь Василий III. Он прожил с ней в браке 20 лет, но детей от нее не имел, невзирая на то что Соломония тайно даже прибегала к помощи знахарок. Поэтому он решил развестись с ней по причине «неплодства» и жениться вторично. Развод и новый брак благословил митрополит Даниил, а Соломония в 1525 г. была насильно пострижена в монахини под именем Софьи и выслана в Суздаль в Покровский монастырь. После этого Василий III женился вторично, его супругой стала княжна много моложе его Елена Глинская – будущая мать Ивана Грозного. Спустя некоторое время из Суздаля пошли слухи, что бывшая супруга великого князя в монастыре родила сына, названного Георгием.
В монастырь отправилась комиссия, но обнаружила только свежую могилу – Соломония сказала, что ребенок умер, хотя ходили слухи, что она тайно отпустила его (по преданию, он впоследсвии стал знаменитым разбойником Кудеяром). В 1930-х гг. версия об исчезновении ребенка получила подтверждение – в результате археологических раскопок в могиле Георгия была найдена кукла в дорогой детской рубашечке. Практика пострижения в монастырь нелюбимых жен в итоге стала настолько распространена, что патриарх Иоаким издал в 1681 г. указ, которым запрещалось постригать в монахи жену при живом муже и мужа при живой жене. В случае нарушения указа новый брак запрещался. В Кодексе права развода в «Уставе Ярослава» развод допускается только по вине жены, то есть если жена неподобным образом себя ведет, либо изменяет, либо имеет на мужа тайный злодейский замысел. При этом повторные браки (по любой причине) с трудом признавались Церковью и обставлялись рядом ритуалов – необходимо было церковное покаяние в течение нескольких лет, часто с отлучением от причастия.
Бояре и боярыни
Обычным делом в средневековых семьях была многодетность. 5—12 детей никого не удивляли (у царя Ивана Грозного было восемь детей, у царя Алексея Михайловича – 16 детей), однако из-за скверного уровня медицины и гигиены младенческая и детская смертность была высокой, иногда до 50 %. У Ивана Грозного до взрослого состояния из восьми детей дожило только двое, у Алексея Михайловича его дочь Евдокия прожила только два дня, сын Дмитрий прожил только год, сын Симеон – три года, дочь Феодора – три года, дочь Анна – 4 года. Практически в каждой семье – боярской или крестьянской – умирало во младенческом или детском возрасте несколько детей. Несколько ниже была смертность рожениц.
Родившегося младенца сразу крестили и нарекали имя святого, в день которого он родился (как правило). Именно поэтому праздновали не день рождения, а именины – память святого покровителя. Обычным явлением была двуименность, когда в ходу были и языческие (славянские) имена, которыми называли в семье, и христианские (греческие, особенно на ранних этапах русской истории). Князь Владимир был в крещении Василий, княгиня Ольга – в крещении Елена, благоверные князья Борис и Глеб – Роман и Давид. Очень часто в обиходе использовались именно славянские имена – Воибор, Жирослав, Микула, Братята, Доброшка. Важными этапами жизни ребенка считались отлучение от груди, возникновение речи и помощи родителям в делах, а также наступление возраста исповеди (последний был в разное время – от семи до 12 лет). Согласно апокрифу «Сказание, како сотвори Бог Адама», вся жизнь человека делилась на семь периодов: «Десять лет – это ребенок, двадцать лет – юноша, тридцать лет – зрелость, сорок лет – средовечие, пятьдесят лет – седина, шестьдесят лет – старость, семьдесят лет – смерть».
С момента первой исповеди человек считался ответственным за свои слова и поступки, то есть духовно взрослым. В княжеской среде в два или три года совершался обряд военно-возрастной инициации – пострига и посажения на коня: «Быша постригы оу великаго князя Всеволода, сына Георгиева, внука Володимеря Мономаха, сыну его Георгеви в граде Суждали; того ж дни и на конь его всади, и бысть радость велика в граде Суждали» (XII в.). Князь Святослав Игоревич в четыре года, сидя на коне, начал свою первую битву – он бросил в направлении врага копье, которое, пролетев между ушей коня, упало на землю, но это стало знаком для дружины к началу схватки: «Князь оуже почалъ, потягнете, дружина, по князе!» Для девочки рубежным был, скорее всего, обряд надевания взрослой одежды –