При этом брачный возраст сильно отличался от современного: для девушек он наступал в 12 лет, для юношей в 14 лет (бывали браки и в более раннем возрасте – великий князь Иван III впервые женился, когда ему было 12 лет, а его невесте, тверской княжне Марии Борисовне, – девять лет). Однако это не означало, что в брак нельзя было вступить позже: часто браки совершались в том же возрасте, в котором совершаются и сейчас, – в 20–25 лет. Приветствовалось, если муж был старше жены, но не намного.

Страницы «Домостроя»

В семьях зажиточных и знатных людей замужние женщины и в особенности девушки вели затворнический образ жизни и с разрешения главы семьи могли выезжать из дома только в церковь или к самым близким родным. Если богатой женщине случалось в праздник отправиться в церковь, то в зимнее время она выезжала в крытых санях, а летом – в колымаге, закрытой со всех сторон, кроме боковых дверок, со слюдяными окнами, задернутых занавесками, из-за которых можно было видеть каждого на улице, оставаясь незамеченной.

Всем строем домашней жизни жене внушалась покорность мужу. Той же цели служили и советы, которые давал «Домострой»: если муж видит, что у жены «непорядливо» и она не слушает и не делает того, чему муж учит ее, то следует непослушную жену «вежливенько» плетью постегать, но «наедине» – так, «чтобы люди того не ведали и не слыхали». Такого же взгляда, в сущности, придерживались и в царской семье. Известен случай, когда, повенчав царя с молодой женой, протопоп тут же в церкви, обращаясь с поучением к супружеской чете, назидательно внушал «жене у мужа быти в послушестве и друг на друга не гневатися, разве некая ради вины, мужу поучити ее слегка жезлом, занеже муж жене яко глава».

Советы «Домостроя» мужьям были, однако, более гуманны, чем те нравы, которые наблюдались в действительности. Случалось, что муж за ничтожную вину таскал несчастную жену за волосы или, связав ее нагую веревками, сек плетью или розгами до крови; бывало и так, что некоторые мужья хватались за палку. В некоторых домах на стене даже висела плеть, исключительно предназначенная для избиения жены и называемая «дураком». Широко распространенные русские пословицы, как, например, «кого люблю, того и бью» и другие, указывают на подневольную зависимость жены от мужа в условиях быта того времени. И действительно, некоторые жены полагали, что рождены для того, чтоб мужья их били, и считали побои признаком любви.

Иностранцы рассказывали следующий случай. Некий итальянец женился на русской и жил с ней в мире и согласии несколько лет, никогда не ругаясь с ней и ни разу не ударив. Вдруг однажды она спросила его: «За что ты меня не любишь?» Итальянец был очень удивлен и ответил: «Я люблю тебя», после чего поцеловал ее. «Ты ничем не доказал мне этого», – отвечала она. «Чем же мне это доказать?» – спосил озадаченный муж, на что жена отвечала: «Ты меня ни разу не бил». Итальянец оказался покладистым. «Я этого не знал, – ответил он, – но если побои нужны, чтоб доказать тебе мою любовь, то за этим дело не станет». Вскоре после этого разговора он побил ее плетью и в самом деле заметил, что жена стала к нему любезнее и услужливее. Через некоторое время он уже избил ее так, что жена неделю пролежала в постели, но, однако, не роптала и не жаловалась. И наконец, в третий раз он поколотил супругу дубиной так сильно, что она через несколько дней умерла. Ее родные подали на мужа жалобу; однако судьи, узнав все обстоятельства дела, сказали, что она сама виновата в своей смерти; муж не знал, что в России побои означают любовь, и хотел доказать, что любит сильнее, чем все русские; поэтому он не только из любви бил жену, но и убил ее также из самых горячих чувств.

Муж имел полную возможность довести побоями нелюбимую жену до того, что у нее единственным средством спасения оставался уход в монастырь, после чего муж имел право на заключение нового брака. Нередко муж, ненавидя жену, сознательно превращал ее жизнь в кошмар, с тем чтобы она добровольно ушла в монастырь, но даже и это не всегда помогало. Тогда муж нанимал лжесвидетелей, которые обвиняли жену в прелюбодеянии; находился за деньги и такой, что брал на себя роль самого соблазнителя, и тогда жену насильно постригали в монастырь. Жизнь женщины, обвиненной в прелюбодеянии, превращалась в кошмар – ее позорили в обществе, высылали к родителям в дом (отпускали, поэтому они именовались «пущенницами»), и выйти замуж вторично ей было практически невозможно.

Родители, отдавая замуж дочь, иногда брали от зятя письменное обязательство не бить свою жену, но это средство не всегда достигало цели. Случалось, что некоторые женщины, не находя нигде защиты от жестокости мужа, в отчаянии решались на крайнюю меру – отравляли мужа, не останавливаясь перед тем, что за такое преступление положена была смертная казнь. Однако оговоренные границы семейного насилия существовали. Бить женщину могли только отец или муж и больше никто, сыну ни под каким видом не разрешалось поднимать руку на мать. Женщина, подвергавшаяся насилию, могла пожаловаться церковным властям. Сохранилась новгородская берестяная грамота XIV в. (№ 415), которую женщина Феврония послала дознавателю архиепископа с жалобой, что ее бьет пасынок: «Поклон от Фовронии Филиксу с плачем. Избил меня пасынок и выгнал со двора. Велишь ли мне ехать в город? Или сам приезжай сюда. Я избита».

Из документов XVII в. известна история, когда какая-то Иринка и ее отец Гришка Филиппов подали жалобу на ее мужа Ведения и его отца Ариста Кондратова. Муж так бил Иринку, что изувечил ей правую руку и лишил возможности работать. Гришка забрал дочь домой, чтобы избавить ее от насилия. Муж Ведений и его отец Арист отрицали, что били Иринку, но вступились соседи, засвидетельствовав, что она была хорошей женой и били ее напрасно. В итоге отец и сын, припертые к стене, начали решать вопрос досудебно. Иринка