утепления дома сохранялось предубеждение – земля над головой рождала ассоциации с могилой. В XIV в. в Москве появились оконные стекла, которые иногда раскрашивались в разные цвета. Стекло было роскошью, доступной только очень богатым людям. Однако и стекла того времени были такого качества, что, как слюда или бычий пузырь, пропускали только свет и не позволяли ничего видеть на улице. Некоторые дома были двух– или трехэтажными. Так, название «сени» в то время означало не прихожую, как принято считать в наши дни, а парадную террасу, расположенную на втором этаже. Сени поддерживались столбами и снабжались красивыми деревянными решетками. Именно о таких сенях поется в старинной песне «Сени новые, кленовые, решетчатые!». Понятно, что именно с высокого места могла выпускать молодая женщина сокола, чтобы тот летел на родимую сторонку.
Непременной частью дома или дворца богатого человека (хором) был терем. Он завершал ансамбль дома, составляя его третий (или второй) этаж. На верхние этажи вели изящные наружные (обычно деревянные) лестницы в два или три пролета, также завершавшиеся площадкой с шатром. Наружные лестницы сохранялись вплоть до конца XVII в., потому что встраивать лестницы внутрь дома с пробивкой межэтажных перекрытий еще не умели. Шатровая (чаще всего) кровля терема была видна издалека. Она раскрашивалась яркими красками, а иногда покрывалась даже медными листами, дававшими иллюзию золота. Терем часто предназначался для женских тонких работ: вышивания, художественного тканья и иных рукоделий. Над верхним этажом (чердаком) иногда ставилась еще и небольшая башенка или смотрильня.
Кроме высокого (двух-трехэтажного) основного здания с сенями, теремом, разного рода навесами и кровельками на дворе богатого человека были и хозяйственные постройки – клети, поварни, конюшни, избы для челяди и приближенных. На своем дворе держали и много лошадей для службы и выезда, а также коров, свиней и овец для хозяйственных надобностей. Пропитание боярина и его дворни должно было обеспечиваться продуктами, которые обычно привозили как натуральный оброк из многочисленных деревень. Для хранения всей этой снеди отводились погреба, которые могли быть устроены под домом, а также и отдельно. Во дворе были и добротные амбары для хранения разного рода запасов, а также стояли бани. Почти каждый богатый двор имел также огород и фруктовый сад. В кремлевском саду Алексея Михайловича стояли красивые резные беседки, где можно было отдохнуть, а в листве были спрятаны клетки с певчими птицами.
Дворцы князей и приближенных к нему бояр в XII–XVII вв. (палаты) включали множество комнат, находившихся в разных этажах и служивших как для личного обихода, так и для парадных приемов, пиров и увеселений. Во дворцах были пиршественные залы с дубовыми столами (в летнее время столы могли стоять и на сенях) и личные комнаты, такие как ложница – спальня князя, а также особые сени княгини, где она сидела со своей свитой. Так, в ложнице своего дворца в Боголюбове в 1174 г. был смертельно ранен князь Андрей Боголюбский. Увенчивался дворец богато украшенным теремом. Когда в 1380 г. из Московского Кремля выступила на Куликово поле рать Дмитрия Донского, жена князя долго провожала ее глазами, сидя «в златоверхом тереме своем» на рундуке возле «стекольчатого окна», выходившего на юг. Терем этот, наверное, был довольно обширным, так как княгиня помещалась в нем со всей своей свитой. Размеры комнат были невелики. В селе Боголюбове под Владимиром сохранился остаток дворца князя Андрея Боголюбского (лестничная башня и комната наверху), который дает возможность представить себе общие размеры дворцовых княжеских помещений.
Дворцовые помещения часто расширялись путем пристройки различных комнат без определенного плана. Каждую новую «палату» пристраивали к другим там, где находили нужным, и либо соединяли с ними переходом или дверью, либо делали отдельный вход с наружной или внутренней лестницей. У князей на дворе обязательно стояла и церковь, и двор князя представлял собой небольшой городок внутри города, окруженный крепким частоколом, а иногда – валом и рвом, а то и каменной стеной.
Кремлевские палаты. XVII в.
В XV в. князья и бояре стали строить себе уже каменные палаты, которые поначалу обычно включали в общий комплекс с остальными деревянными помещениями дворца. Строили для себя каменные палаты и духовные иерархи. Так, в 1450 г. «митрополит Иона заложил на своем дворе полату каменну». Упоминаются в документах и каменные палаты купца Тарокана у Фроловских ворот Московского Кремля.
Каменные здания строили также на подклетах, и основные помещения находились, таким образом, на уровне остальных дворцовых построек, с которыми соединялись площадками или переходами. Нижние этажи-подклеты этих каменных зданий также использовали для хозяйственных целей, а сами палаты были залами для парадных приемов. Для жилья же по-прежнему предпочитали более здоровые деревянные помещения. Для постройки каменных домов употреблялся известняк, который было удобно добывать и обрабатывать, а со второй половины XV в. вошел в употребление и кирпич.
Колодцы зачастую располагались внутри двора, но уже в XV в. они обслуживали иногда несколько владений. Так, между двумя московскими владениями, сгоревшими в пожаре 1468 г., был оставлен узкий (менее 2 м шириной) проход, в котором находился колодец. С обеих сторон в этот проход выходили сплошные частоколы заборов.
Необходимо обратить внимание на то, что закладка нового дома была сопряжена с множеством ритуалов. В сознании средневекового человека не существовало ничейной земли. Весь мир, в котором существуют люди, непременно соприкасается, диффундирует с миром незримым, невидимым, духовным. То есть у каждой территории, когда человек приходит на нее, уже существует хозяин, с которым надо установить отношения. Человек не может просто присвоить себе ту или иную территорию – он овладевает ею только с согласия «хозяина» – духа, силы тех мест, наконец, Бога. Отсюда представления о леших, домовых, банниках, населяющих окружающее пространство.
Поэтому возникают ритуалы «овладения» территорией, ее «выкупа» у истинного хозяина места. Если дом сгорел (его отобрал Бог), на прежнем месте его не ставили – только рядом. Нельзя было строить дом (чистое, святое пространство) там, где раньше проходила дорога, там, где были найдены человеческие останки (то есть человек не был погребен по-христиански, а значит, скорее всего, это был недобрый человек), там, где кем-то была получена тяжелая рана, на месте дома, брошенного хозяевами из за болезни или стихийного бедствия, на месте бани. Существовало поверье, что в случае, если дом окажется на таком оскверненном месте, хорошей жизни все равно в нем не будет – либо одолеют клопы и мыши, либо вскоре случится пожар.
И наоборот, хорошо ставить дом там, где любит ложиться скот, или в том месте, которое давно обжито. Перед постройкой гадали, определяя объем и местоположение будущего дома, совершали ритуалы задабривания «духа места» (в более познее время родился обычай закладывать золотые или серебряные деньги под
